Последнее плавание капитана Эриксона
Шрифт:
7
Контора корабельного маклера Бергстрема находилась неподалеку, в конце набережной. Из своих окон маклер мог видеть стоящие у причалов пароходы, в том числе и «Эскильстуну».
Эриксон поднялся по ступенькам конторы, спросил стоящего в коридоре клерка:
– У себя хозяин?
– С утра был. Должно, на месте.
Бергстен действительно находился в кабинете.
– Мне сказали, будто бы ты меня сегодня искал? – спросил Эриксон. Держался он при этом независимо, с достоинством. –
– Я больше трех недель не видел твою колымагу у причала. Разве плохо заработал? – спросил Бергстен. Говорил он отрывисто, с тяжелой одышкой. – Куда бегал?
– Как собака-ищейка мотался по Меларену. Ноль. Потом около трех недель бегал по Ботнике, добежал до Лулео. Обшарил все порты, – он показал маклеру руки. – Веришь – нет, отказался от кочегара, сам стоял у топки…
– И что?
– То же самое – ноль.
– А кто же стоял у штурвала? – мягче, с некоторым сочувствием, спросил маклер.
– Рольф.
– Чем же ты расплатился с этим тихо помешанным? Чтением Библии?
Вместо ответа Эриксон сказал о наболевшем:
– Решил покрасить шлюпку, а уже надо бы и «Эскильстуну». Больше трех лет не красил. Еще год-два, и ей конец.
– Я это заметил, – взглянув в окно, обронил Бергстрем. – Она уже приобрела цвет твоей бороды. Не слишком ли она у тебя красная для этой страны, Эрик?
– Я не занимаюсь политикой. И все равно, эта страна плюет на меня, – мрачно ответил Эриксон. – Наверное, поэтому моя борода постепенно краснеет.
Маклер открыл коробку с дешевыми сигарами, протянул одну Эриксону. Небрежно, как бы между прочим, спросил:
– У нее сколько тонн?
Эриксон взял сигару, с пробуждающимся интересом взглянул на маклера:
– Сто семьдесят три, – и, небрежно откусив кончик сигары, выплюнул его на пол. – У нее еще прочный корпус.
– Но больше всего ты ходил по озеру… по Меларену… Ну и еще по шхерам…
– Ошибаешься. Я набивал ее железным ломом выше рубки и ходил по Ботническому заливу. А сколько леса я приволакивал на ней из Лулео!..
Эриксон весь напрягся, чувствуя, что разговор явно не пустой. Маклер же слегка усмехнулся и отвернулся к окну, как бы давая понять Эриксону, что тот обманывает.
– Если хочешь знать, моя посудина два года одна снабжала лесом весь наш мебельный комбинат. Не веришь, спроси у них, – с некоторой обидой сказал Эриксон.
– То есть ты хочешь сказать, что она может одолеть даже осеннюю Балтику?
– Бьюсь об заклад, на ней можно идти даже в Атлантику! – торопливо и напористо ответил Эриксон. – Или в северные моря. Был бы фрахт, пошел бы. Я в нее, как в себя, верю.
– Ну, зачем же так далеко? – миролюбиво остановил Эриксона маклер и снова подчеркнуто небрежно спросил: – В Россию ты когда-нибудь ходил?
– Пару раз ходил в Петроград. Давно. Тогда у них было тихо. Теперь же отправиться туда может только полный идиот.
– А что, разве ты не рискуешь, когда ходишь по Ботническому? – попыхивая сигарой, задумчиво спросил маклер. – Сходить в Россию, конечно, определенный риск есть, но зато и заработок не сравнить. – И после долгого молчания добавил: – Ты так хвалишь свою посудину, что мне, право, захотелось ее поближе рассмотреть…
Они прошлись по палубе, спустились в кочегарку, заглянули в машинное отделение… Маклер внимательно, цепко рассматривал все вокруг. Поднял решетку, прикрывающую днище, проверил, сухо ли там. Провел пальцем по шву…
– Слушай, а она у тебя еще в порядке. Хорошо следишь.
– Это мой дом и моя семья, – ответил капитан. – На ней я в основном и живу. В свой дом приезжаю лишь затем, чтобы проведать кота и собаку.
– Забрал бы их сюда.
– Пытался. Кот не выдерживает качки, а пес – одиночества.
Они поднялись наверх. Здесь гулял прохладный ветерок, стучала в борта набегающая волна, и пароход отвечал ей слегка приглушенным гулом. Надрывно кричали чайки. Воздух был чистый, осенний. На горизонте светило совсем низко висящее солнце. Бабье лето.
– Может, все же скажешь, кто меня нанимает? – решительно спросил Эриксон.
Маклер хитровато улыбнулся:
– Разве это для тебя так важно? – И, немного помедлив, ответил: – Нет, не я. Но чтобы тебе было спокойнее, скажу: я тоже буду принимать участие в доле.
Капитан вопросительно посмотрел на Бергстрема:
– Оружие?
– За кого ты меня принимаешь? Мы с тобой не первый год знакомы. Поверь, я тоже, как и ты, не полный идиот, чтобы связываться с оружием, – улыбнулся маклер. – Ничего противозаконного…
Эриксон продолжал вопросительно смотреть на маклера. И Бергстрем продолжил:
– Крестьянин, наш ли, равно как и русский, с осени начинает думать о весне. Плуги, бороны, лопаты… За такой груз тебя никто не осудит. Обратно загрузишься льняным семенем. Там оно сейчас почти ничего не стоит, а у нас цены на льняное масло поднялись почти до небес. Считай, набьешь пузо своей посудины золотом. Пара ходок, и ты станешь миллионером… Ну, так как? Принимаешь предложение?
Эриксон еще какое-то время, сомневаясь, размышлял. Он понимал: удастся ли стать миллионером – большой вопрос, а вот голову потерять можно легко и просто. Но и жить впроголодь, не зная, что будет и завтра, и через неделю, а то и через месяц…
Немного помедлив, он протянул Бергстрему руку.
8
Вскоре, вероятнее всего, в тот же день маклер Бергстем доложил премьер-министру Хольнеру о том, что подходящий пароход он нашел и обо всем договорился. Капитан надежный, но в связи с предстоящим риском запросил за рейс слишком высокую цену.