Последнее пристанище
Шрифт:
Луи не мог сдержать улыбки и старался отвечать обтекаемо, рука его сама тянулась к запястью Кадана. Когда же навязчивый приятель наконец оставил их вдвоем, Луи тут же наклонился к Кадану и, почти касаясь губами его уха, шепнул:
— Я люблю тебя.
Легкая улыбка окрасила лицо Кадана, и он потерся о щеку Луи виском.
— Я тоже тебя люблю, — Кадан запечатлел на скуле Луи легкий поцелуй и, как будто бы ничего не произошло, уткнулся носом в еду.
Закончив обедать, они еще немного прошлись по набережной. Все теперь обретало новый цвет, даже солнце, катившееся
— Мог ли я подумать, — спрашивал Кадан, прислоняясь к парапету и оборачиваясь к Луи лицом, — мог ли я подумать, когда впервые увидел тебя, что мы с тобой когда-нибудь будем гулять вот так среди фонтанов и куполов… ты так напугал меня тогда, у Сигрун в избе.
Луи шагнул к нему и молча прильнул поцелуем к его губам.
— Я никогда бы не причинил тебе зла.
— Правда, — Кадан едва заметно улыбнулся, прогибаясь так, чтобы прижаться к нему животом, но все же иметь возможность говорить, — даже не думал никогда?
— Думал, — Луи повел головой, признавая, что покривил душой, — когда в первый раз назначил тебе свидание на реке. Я думал, что сделаю тебя своим… что не смогу больше ждать. А потом ты пришел и обнял меня. И я понял, что не смогу.
— И все? Только тогда? А в конюшне нашего дорогого месье де Ла-Клермона?
Луи задумался.
— Может быть, — признал он, — ты был такой… высокомерный. Я думал, что так мне удастся выбить из тебя всю дурь.
— Мне было больно, — мрачно сказал Кадан, но одновременно прижался к его плечу виском, — от тех твоих слов.
— Это была просто злость.
— Ты так не считал?
— Какая разница, что я считал? Я все равно любил тебя, Кадан. Как бы ни был зол.
Кадан помолчал.
— Был еще один раз, — сказал он наконец, — на другой конюшне. Когда я повздорил с Раулем, и твой командор приказал тебе меня наказать.
Луи молчал, уткнувшись носом Кадану в висок, и поначалу тот решил было, что его упрек был слишком силен — пока не заметил, что гульфик Луи у его бедра стал ощутимо набухать.
— Луи? — Кадан вскинул голову и, приподняв бровь, насмешливо посмотрел на него.
— Что?
— Мне было обидно, чтоб ты знал. Но по-моему, ты повторил бы еще раз.
— Ну-у-у… — протянул Луи, — долг так тесно переплелся в моей душе с… — он замолк и вместо слов изящно провел в воздухе рукой.
— Я понял, — мрачно сказал Кадан и, чтобы скрыть усмешку, уткнулся носом ему в плечо.
— Но ты не согласишься на такую жертву еще разок, — констатировал Луи.
— Я подумаю, что мог бы попросить у тебя взамен, — Кадан сверкнул глазами, и Луи все же разглядел улыбку, скользнувшую по его губам. — Время дневного кофе, — заметил он, — идем ко мне, у меня остался вишневый торт.
Добравшись до квартиры Кадана, они перекусили еще раз, и тот принялся уговаривать Луи остаться здесь.
Луи старательно отмалчивался, не желая повторять то, что уже сказал, но в конце концов не выдержал.
— Я обещал, Кадан. Обещал, что у тебя будут лучшие меха и столько драгоценностей, сколько носят короли. А вместо этого ты получил только боль. Все хорошее, что было у тебя, подарил тебе Рауль.
Кадан смущенно молчал, а Луи смотрел на него и тяжело дышал.
— Ну… — протянул он наконец, — не то чтобы я был против драгоценностей, — сказал Кадан, — но ты же понимаешь, что чем больше времени ты проводишь с Рафаэлем, тем больше шанс того, что судьба настигнет нас?
Луи молчал.
— Я не прошу тебя оставаться здесь навсегда, — продолжил Кадан и, сделав шаг к нему, положил руки на плечи Луи, — по крайней мере до тех пор, пока ты не подберешь себе жилье. И я был бы рад, если бы это жилье находилось подальше от семейства Лихтенштайн. На другом конце Европы было бы совсем хорошо.
Луи наклонился и поцеловал его, а затем отстранился и сказал:
— Хорошо. Я только заберу вещи и вернусь раньше, чем на город опустится темнота.
Кадану не очень понравилась мысль о том, что Луи собирается возвращаться в дом Лихтенштайнов без него, но он понимал, что требовать от Луи, чтобы тот бросил там все, что привез из Франции с собой, было бы слишком жестоко.
— Я буду ждать, — сказал он и тоже поцеловал Луи. А затем тот накинул плащ и стал спускаться на первый этаж.
Прошел час или около того, когда в дверь Кадана раздался стук.
Кадан, проведший это время за пианино, немного удивился такому скорому возвращению Луи, но торопливо захлопнул крышку и бросился открывать.
— Это вы… — выдавил он разочарованно, обнаружив, что по другую сторону от двери стоит вовсе не Луи, а его светловолосый кузен.
Рафаэль стоял неподвижно, и только холодный лихорадочный блеск голубых глаз выдавал в нем того, кого Кадан знал когда-то давно.
Кадана внезапно объял страх. Он отступил назад и, тут же пожалев о содеянном, схватился за дверь, так, чтобы можно было в любой момент захлопнуть ее.
— Не бойтесь, — сказал Рафаэль глухо, — я не причиню вам зла.
— Я не боюсь, — Кадан отлично понимал, что оба они лгут.
— Вы были так чисты, когда пели Парсифаля… Так прекрасны… И мне казалось, что вы — и есть мой Грааль.
Кадан молчал.
Рафаэль протянул руку и едва заметно коснулся пальцами длинных прядей его волос. Кадан хотел податься назад, но вовремя понял, что любое отступление даст Рафаэлю дополнительную возможность войти в его дом, и остался стоять так, стараясь игнорировать подкатившую дрожь.
— Вы обманули меня, — сухо сказал Рафаэль, — я думал, вы не можете принадлежать никому.
— Я вам ничего не обещал… — глухо проговорил Кадан, — я даже не знаю вас…
Он умолк, понимая, что каждое слово может сыграть против него.
— Вы думаете, Луи лучше меня, — констатировал Рафаэль.
— Я вовсе не думал сравнивать вас, — не сдержался Кадан, которому в это мгновение показалось, что Рафаэль все прекрасно знает и говорит на одном с ним языке.
— Он такой же, как я, — твердо сказал Рафаэль, — приходите в кафе Хугельмана завтра к шести. Вы узнаете, что вы значите для него.