Последнее пристанище
Шрифт:
Кадан кивнул. Мысль о том, что за эти пять минут Сигрун позовет полицию, и его вышвырнут вон, промелькнула в голове и тут же отступила — Кадан почему-то верил ей, хотя сам до конца не понимал причин.
Он вышел в сад и присел у фонтана, из жерла которого били последние ледяные капли воды. Близилась зима, и в ближайшие дни все фонтаны должны были отключить.
В саду было холодно, и Кадан плотнее закутался в плащ. Он посмотрел вверх, вглядываясь в окна второго этажа и все еще надеясь различить Луи, когда задумчивость его прервал ледяной
— Вы. Вам хватило наглости явиться сюда.
Кадан вскинулся, поднимаясь с парапета, на котором сидел, и шагнул к Софи.
— Сигрун, завтра будет дуэль.
Наступила тишина. Только слышно было, как журчат за спиной Кадана капли воды.
— Когда ты успел, — прошипела Софи и стиснула кулаки.
— Сделай что-нибудь, — перебил Кадан ее. — Останови Рауля и я обещаю, я увезу Луи, ты никогда больше не увидишь ни меня, ни его.
Губы Сигрун дернулись, и мгновение она молчала, а затем ее голос снова разрезал звенящую тишину:
— А если я не хочу? — спросила она, и теперь наступила очередь Кадана молчать. — Он уже принадлежит тебе, — бессильно продолжила она, — чтобы я ни делала… ты в самом деле его околдовал.
Кадан покачал головой.
— Он не нужен мне, — устало произнес он, — не моя воля и не моя вина, что он не любит тебя. Но если ты не остановишь его — разве что-то изменится? Все лишь повторится еще раз.
— Нет, — отрезала Сигрун, и лицо ее отразило злое торжество, — это последний раз.
— Что?
— Жизнь — это колесо, — сказала Сигрун устало и зло, — и я больше не хочу вращаться в нем. Проклятье снято.
Кадан молчал.
— Но это значит, — наконец произнес он, — что завтра Луи… или Рауль… погибнут насовсем. Неужели тебе не жаль его?
— Нет. Будет наконец восстановлен естественный порядок вещей.
— Пусти меня хотя бы попрощаться с Луи.
Сигрун покачала головой и отступила в тень.
— Я не позволю тебе, — сказала она. — Ты уничтожил нас всех. Ты не заслужил.
Сделав еще шаг назад, она резко развернулась и направилась в дом. А Кадан остался стоять в саду, бессильно сжимая кулаки.
Сигрун поднялась на второй этаж. Длинный узкий коридор с окнами на юг протянулся вдоль всего здания, позволив разделить дом более чем на два крыла.
В окнах его стояла темнота, и только свеча в руках Сигрун едва заметно разгоняла мрак.
Сигрун направилась к себе, но успела сделать лишь два десятка шагов.
Она замерла, когда дверь в комнаты Рафаэля оказалась по правую руку от нее. Помешкав несколько секунд, она отстегнула от пояса связку ключей и, вставив один в замок, повернула его. Подергала ручку — проверяя запор. Изнутри дверь открыть было теперь нельзя. Сигрун кивнула самой себе и двинулась дальше, в темноту.
Луи с трудом заставил себя уснуть, и весь следующий день он не знал до конца, пойдет ли в кафе Хугельмана или нет. Едва забрезжил рассвет, взяв собранный чемодан, он покинул дом, не прощаясь ни с кем, и отправился на вокзал — не было сил смотреть Лихтенштайнам в глаза и не хотелось знать, как проживет этот день Рафаэль.
Решение виконта казалось ему позерством, бессмысленной глупостью, от которой зависели сейчас жизнь самого Рафаэля, собственная жизнь Луи и — как невольно думал Луи — возможно, жизнь Кадана, который сказал, что не хочет жить без него.
Линии их судеб сплетались в клубок, от попыток распутать который у Луи начинала болеть голова. Все, что он мог сделать — это попытаться защитить Кадана, который должен был выжить чтобы ни произошло. Потому он вручил одному из лакеев десять гульденов и распорядился после окончания "событий в кафе Хугельмана" — как выразился он — отправиться к Локхарту и передать, что Луи будет ждать его в Хоэнзальцбурге. Вместе с лакеем он передавал билет на поезд. Лакею же Луи оставил чемодан — на случай, если тот еще понадобится ему.
Сам он весь день старался держаться вдали от центральных улиц и не переставая думал о выборе, который поставил перед ним Рафаэль. Луи драться не хотел. Рафаэль был мальчишкой, и он не хотел отвечать за его глупость головой. Но и позволить себе сбежать Луи не мог.
Потому в назначенный час он вошел в двери кафе Хугельмана с твердым намерением переубедить Рафаэля — и только в самом крайнем случае прибегать к стрельбе. Он думал к тому же о возможности, которая позволила бы ему выйти из этого бессмысленного поединка с честью: отдав право первого выстрела Рафаэлю, он мог отложить второй. Таким образом этикет был бы соблюден, и они обошлись бы без жертв — если, конечно, первая же пуля Рафаэля не угодит ему в сердце или в голову.
Сделав глубокий вдох, Луи пересек порог и нашел взглядом Рафаэля, замершего у дальней стены, среди бильярдных столов, с кием в руках. Тот успел нанести еще один удар, пока Луи медленно шел через зал, а затем распрямился и встретился взглядом с глазами кузена.
— Вот и ты, — констатировал Рафаэль, — прошу прощения, граф Валленштейн, признаю свое поражение, ко мне пришли.
Рафаэль пододвинул к своему партнеру по бильярду пачку купюр, которую тот тут же ему милостиво вернул.
— Не стоило прерываться, — сказал Луи, обходя стол, — если я правильно тебя понял, ты, возможно, играешь в последний раз.
Рафаэль повел плечом и опустил кий на стол, рядом с другим — который положил граф Валленштейн.
— Я надеюсь на более благоприятный исход, — сказал он.
— Я тоже, — согласился Луи, — надеюсь, твой азарт будет удовлетворен за столом, и завтра мы еще сыграем с тобой партию как друзья.
— Мда… — сказал Рафаэль, разминая пальцы, и подал лакею знак.
Тот опустил на стол шкатулку и открыл ее так, чтобы содержимое видел только Луи.
Луи кивнул.
— Я по-прежнему считаю, что это глупо, Рафаэль. Рисковать жизнью из-за такой ерунды.