Последнее решение
Шрифт:
Он отставил фужер. Встал. Дина снова почувствовала тепло. «Еще не сейчас, — мысленно твердила она себе, — еще не сейчас, дай мне побольше времени!»
Танкред наклонился к ней, протянул руку.
— Потанцуем? Или на свиданиях ты всегда беседуешь только о серьезном?
Она впервые почувствовала его руки на своем теле. Он держал ее в объятиях уверенно, двигался изящно, обладал чувством ритма.
— Всегда, когда договариваюсь о свидании с сетевиком.
— И который же это раз?
Он не пытался прижимать ее к себе, даже следил за тем, чтобы его лицо не оказалось слишком близко от ее щек. От него шел приятный запах.
— Первый.
— И не последний.
— Увидим…
— Увидим. —
— Зачем ты это делаешь? — Она не хотела спешить, хотя уже знала, чем все кончится, и понимала, что он тоже знает. Сейчас надо радоваться не достижению цели, а стремлению к ней, едой, а не поспешным пожиранием торта. — Ты — везде, ты можешь придумать, что угодно, построить в своей голове любой мир, не менее реальный, чем тот, который окружает нас. Ты можешь испытывать любые удовольствия. Брать все.
Они танцевали медленнее, но уже не позволяли себе отдаляться друг от друга. Сосочки укрытых тонким материалом грудей Дины то и дело ненадолго касались его тела. О да, очень приятно.
— Ты снова за свое. Нет, не могу. В том-то и дело, что не могу. Это называется «парадокс Кранха», его обнаружили во времена Виртуальных Смертей. А в действительности… еще раньше, у наркоманов, погружающихся в свои миры. Если я войду в реальность, в которую поверю на сто процентов, это будет означать, что я сотру свое прошлое. Исчезнет сознание того, что я нахожусь в виртуале, что все ощущения — лишь имитация, порожденная корой моего мозга. Но если я не помню своего прошлого, значит, я уже не я. Образовалась новая личность. Если же сохраню знание о том, кто я в действительности, то всегда буду знать, что участвую в имитации, представляющей собою фокус, порожденный мною либо иными сетевиками. Что общаюсь с бытиями с ограниченной автономностью действий. Контакт с настоящим человеком — совершенно другое дело. Он реален. Здесь игра реальна. Моя победа будет полной, поражение… настоящим проигрышем.
— А для тебя существует различие между истинным и фантоматическим мирами? Я всегда считала, что для сетевиков это равноценные сферы реальности.
— В определенном смысле да. А в определенном — нет.
— Весьма конкретный ответ.
— Другого быть не может. Конечно, «парадокс Кранха» не помешал миллионам людей умереть в мирах ВР. Провести жизнь в преодолении электронных проблем, победах в военных кампаниях, осуществлении наиболее странного секса и исполнении кровавых обрядов. Но я — не обычный человек, пользующийся виртуальностью. Я — в Сети. И я прекрасно знаю, что есть правда, а что иллюзия.
— И ты желаешь этой правды? — Дина провела рукой по спине Танкреда, подушечками пальцев прошлась вдоль позвоночника.
— Да, — ответил он и поцеловал ее. Губы у него были холодные и сухие.
«Рамзес будет доволен», — в самый неподходящий момент пронеслась у Дины в голове идиотская мысль. Она стояла посредине комнаты, наполовину раздетая, целуя красивого, хоть наверняка опасного, вызывающего страх мужчину. Она чувствовала возбуждение, заполняющее ее бедра, соски грудей, внутренности… Она хотела этого мужчину.
И однако воспоминание, вернувшееся одновременно с этой мыслью, вызвало в ее сознании картины, имеющие мало общего с физической любовью и жаждой ощутить блаженство. «Рамзес будет доволен».
Брат когда-то сказал это во время одного из многочисленных споров. Бессмысленных, не приводящих ни к чему. О, как же он тогда разозлил ее! Потом она пожалела об этом. Рамзес приехал
Политика пожирала его. Договоры и альянсы — игра за власть и влияние отнимали у него время, необходимое для строительства того, что всегда было его целью: нового общества, гуманных законов, справедливого раздела благ и власти. Сколько она себя помнила, этого он жаждал. Забирал ее на совещания, где осуждали танаторов, на манифестации, на которых люди требовали равных избирательных прав для всех жителей Гладиуса, на выборы, благодаря которым от власти должны были быть устранены консерваторы. И вот наконец-то он достиг цели. Заплатил за это высокую цену. Отказался от многих идеалов. Допустил то, что когда-то сам осуждал. Это была цена. Ничто не дается даром. Ничто. И вот теперь, когда он уже заплатил, он хотел реализовать свои идеи — идеи тех многих, с которыми вместе осуществлял власть. Но оказалось, что цена слишком высока, что правительственный механизм значительную часть своей энергии тратит на то, чтобы поддерживать собственное существование. Что многие из бывших коллег изменились, добравшись до вершин власти. Другие же, постоянно ссылаясь на временный и особый период, не колеблясь, использовали методы, ими же самими ранее сурово осуждаемые. Быть может, Рамзес смирился бы, признал правоту своих былых спутников. Но именно она, Дина, постоянно нарушала покой его совести, напоминала, ранила, требовала. Да, она была причиной его забот. Но — парадокс! — именно хорошие отношения с Танкредом Салерно могли стать очень важным фактором, укрепляющим позиции брата.
«Значит, я тебе нужна? Мне просто надо добиться симпатии твоего покровителя?»
«Он мне не покровитель. И я ни к чему тебя не принуждаю. Помнишь наш последний разговор о жертвах режима? Зачастую ими становятся люди, действующие внутри системы власти и проигрывающие в результате внутренних раздоров. Они образуют вторые ряды оппозиции. И новые ряды трупов. Ты хочешь, чтобы я стал субъектом с обритой головой и введенными в мозг зондами?»
«Значит, я должна пойти с ним в постель? Ради твоих политических амбиций?»
«Не знаю, почему ты хочешь сделать мне больно? Я никогда тебя не обижал. Ты поступишь с этим человеком так, как захочешь. Сделаешь, что захочешь».
«Если он вообще человек».
«Тогда зачем тебе все это?»
«Может, хочу забыть о Даниеле?»
Сейчас Танкред Салерно ласкал ее и целовал. Она знала, что вот-вот случится. Она делала это не ради брата или кого-то еще. И не для того, чтобы что-то выгадать или о чем-то забыть. Ей было хорошо. Просто очень хорошо.
Он нежно гладил ей плечи, проводил подушечками пальцев по отвердевшим соскам, целовал шею. Она прильнула к нему, прижалась животом к его животу, бедрами к его бедрам. Сунула руку ему под сорочку. Через минуту он уже нес ее на кровать, она чувствовала его руку, двигающуюся по влажному лону, другую — гладящую ягодицы. Она начала расстегивать пуговицы его сорочки.
И вдруг все оборвалось. Танкред вскочил. Он тяжело дышал, она видела, что он возбужден, но в то же время на его лице отразились уже совершенно иные чувства.
— Что случилось?
Он опустился на колени рядом с кроватью. Коснулся рукой ее шеи.
— Послушай, Дина. Я знаю, это неподходящий момент, и знаю, что все прозвучит по-идиотски. Но какое-то время мне необходимо побыть одному. Это очень важно. Неожиданно.
— Почему, ведь… — Обида, растерянность, возбуждение боролись в ней с яростью. И любопытством.