Последнее слово девятого калибра
Шрифт:
«Этого преподавателя осудили за педерастию как раз в конце того учебного года…»
Аналогия вызвала приступ изжоги.
– Ма-а-ать моя… – Струге поднял глаза вверх и опустил на горячий лоб ладонь.
– Вы правы. – Бутурлин поймал взгляд Антона. – Удивительно засранный потолок. В последний раз его белили, наверное, два года назад.
Очкастый нытик-толстячок, похожий на постаревшего Винни-Пуха. Это то общество, на которое был обречен терновский судья на ближайшие тридцать дней. Первый вопрос, который он завтра задаст руководителю обучения в академии, – можно ли закончить курс экстерном. Не в силах больше терпеть, Струге поднялся и принялся натягивать кроссовки. Он собирался не на улицу, а в коридор. Ткнуться
Очередная просьба соседа догнала Антона уже на выходе.
– Спросите, пожалуйста, чем они заправляют салаты. Как покушаете, расскажите об ощущениях. Если в желудке не будет неприятных ощущений, я, пожалуй, тоже спущусь.
От возмущения Струге замер и потерял дар речи. Внезапно его осенила мысль.
– Вы лежите, Иван Николаевич, отдыхайте после дороги. Если хотите, я вам чего-нибудь принесу.
– Не забудьте взять у кассира чек. Я не собираюсь оплачивать то, за что обязан платить Судебный департамент. Мы в командировке, Антон Павлович, правильно?
Сунув руки в карманы спортивных брюк, Струге с гримасой раздражения шагал по коридору.
– Чек ему принести! Ни тени смущения от того, что мужик предложил ему принести ужин в постель! Вот стерва, а?! Посмотрит, не загнусь ли я от язвы после ужина, а потом решит – идти ему самому или нет!..
На секунду задержав взгляд на двери Феклистова, он сбавил шаг. Еще утром живой человек пытался открыть дверь в свой номер и совершенно не думал о том, что уже через несколько часов его тело ляжет на ледяной кафель городского морга. Опять вспомнился Пащенко со своими нравоучениями. «Не вляпайся в какое-нибудь дерьмо, Антон!»…
Антон миновал коридор и уже протянул руку к кнопке лифта, как вдруг почувствовал внутри себя легкий толчок. Искра слабого электрического разряда прошла сквозь голову и затухла где-то в позвоночнике.
Быстрее! Быстрее отсюда!.. Нужно как можно быстрее убираться с этого места!
Струге понял что-то, идя по коридору! Что же он понял?!
Чертыхнувшись, Антон догадался, что уже никуда не поедет. Лифт прибудет и, не дождавшись его, вновь захлопнет двери. А он, Струге, будет стоять рядом и думать – что за догадка обожгла его мозг в тот момент, когда он приблизился к лифту. Он думал о Феклистове. Дорогой галстук спокойных тонов да засохшая кровь на воротнике рубашки…
Очевидно, кто-то вызвал уже поднимающийся с первого этажа лифт, так как на середине пути он впустил внутрь себя людей. Еще мгновение – и он вновь заскрипел тросами. Лифт в гостинице МВД двигался очень медленно…
Повернувшись к дверям спиной, Антон сделал шаг и вдруг уперся взглядом в красный застекленный ящик…
«ПГ-3» – красовалось на его стекле. А внутри – свернутый в бухту жесткий пожарный рукав…
В голове Струге, словно при скоростной перемотке, все события стали повторяться в обратной последовательности. Вот он, поздоровавшись с Меньшиковым, спиной вперед выходит из номера и двигается по коридору…
Останавливается около мужчины в дубленке, старательно пытающегося открыть дверь номера ключом от кейса, потом отходит от него и опять спиной вперед идет к лифту…
Подходит к лифту…
В этот момент с грохотом разъехались в стороны двери лифта. На этаж прибыли посетители. Бросив любопытный взгляд на замершего в коридоре Струге, они прошествовали мимо. Двери закрылись, а Антон с едва заметной усмешкой продолжал стоять и смотреть на красный застекленный ящик пожарного гидранта.
Струге вспомнил, что заставило его вздрогнуть перед самым лифтом.
Не понял и не догадался. Именно – вспомнил.
Дождавшись, пока приезжие войдут в свой номер, Антон шагнул к ящику с рукавом и распахнул его…
Глава 4
Распахнув обе створки высоких дверей, мужчина прошел в комнату и рухнул в кресло. Пробовал прикурить – колесико безвольно чиркало по кремню и выпускало над никелированным корпусом «Зиппо» лишь струйки дыма. Человек бросил зажигалку в стену. Следом полетела так и не прикуренная сигарета. Глядя на отломившуюся крышку дорогой зажигалки, мужчина нервно хрустел пальцами. До этого момента он даже не подозревал, что способен на такие проявления ярости. А нервничать и бесноваться было от чего…
Рядом стоял молодой парень с тугим хвостиком собранных на затылке волос. В отличие от своего босса он не проявлял ни малейших признаков беспокойства. Единственное, что его удивляло, был гнев хозяина. Казалось, шеф только что побывал на аукционе Сотби, и у того прямо из-под носа какой-то ловкач выхватил полотно Ван Гога.
Мужчина никак не мог успокоиться. Тогда парень подошел к столику и на четверть наполнил стоящий на нем стакан коньяком. Не дожидаясь, пока тот поставит бутылку на место, мужчина вырвал ее у него из рук и долил стакан до краев. Его рука слегка дрожала, когда он, словно газировку, пил сорокадвухградусный напиток. В стену полетел стакан, но это было последним проявлением гнева.
– Саша, позови сюда Комика.
Парень качнул головой и вышел.
Мужчина сидел, крутил в пальцах бахрому скатерти и думал о том, как один-единственный поступок идиота может превратить в тлен комбинацию, разрабатываемую несколько месяцев. То, что по крупицам выстраивалось в небоскреб, над чем работал его изощренный мозг, может рухнуть из-за одного секундного действия, которое, не подумав, совершит дурак.
А вот и шаги за дверью…
В просторную залу вошли двое. Парень с пучком волос и невысокий мужчина. На вид последнему было около сорока лет. Подтянутый живот, широкие плечи, сильные руки. Все в нем выдавало спортсмена. С точки зрения знавших его женщин, Игорь Ремизов был восхитителен во всех отношениях: щедр, сексуален, силен и артистичен. По мнению его босса – Михаила Юльевича Лисса, Ремизов был жаден и опасен. За деньги Комик мог убить любого. Кто его жертвы и чем они занимаются, Ремизова-Комика совершенно не интересовало. Он служил у Лисса, как в коммерческом офисе. Иногда он выезжал в командировки, бывало, что работать приходилось и по ночам. Комик всегда оправдывал ожидания патрона. Проблема же была в том, что Ремизов был до изумления жаден. Уже не раз до Лисса доходили слухи, что Комик пожинал там, где не сеял. Все бы ничего – участие в команде Лисса предполагало именно это, но «жал» Комик там и тогда, когда и где этого делать нельзя было ни при каких обстоятельствах. Выполняя заказы Лисса, он не брезговал ничем. Мог вывернуть карманы жертвы, снять золотую цепь, выпотрошить его гардероб.
Лисс пальцами вытер скопившуюся в уголках рта в момент гнева слюну и поднял глаза на стоящего перед ним крепкого мужчину. Тот, слегка волнуясь, ждал разноса. Он его заслужил. Настораживала и бутылка коньяка рядом с хозяином. Ремизов знал, что Лисс пьет только в двух случаях: при глубоком нравственном удовлетворении и во время сокрушительных поражений. Удовлетворением в комнате и не пахло.
Комик знал, что из того, что ему поручалось, он не выполнил ни единого пункта. Все, что нужно было сделать, – сидеть и ждать на этаже, неподалеку от дежурной, в этой дурацкой камуфлированной форме охранника гостиницы и вести с бабой бестолковый разговор. Потом, когда из номера 1017, где проживал судья Феклистов, выйдет Лисс, посмотреть на знак, который он подаст. Если Лисс нашел документы, то спокойно вернется в свой номер. Теперь останется лишь страховать шефа, чтобы как можно дольше не обнаружили труп судьи. Для того Комик и устроен неделю назад в эту гостиницу.