Последнее слово девятого калибра
Шрифт:
Струге махнул рукой, сказав, что дело не в удостоверении, а в способности его владельца не позволять себя «щемить». Теперь хоть никто нигде не скажет, что судьи в гостиницу шли с пивом. Если разобраться, то это самый настоящий детский сад. Судьи пьют пиво и водку так же, как и все нормальные люди. И так же, как всех ненормальных, злоупотребляющих этим, их могут отстранить от исполнения служебных обязанностей. Все зависит от степени любви к той же водке. В сумке – четыре бутылки пива. А разговоров будет, будто судья из Тернова шел впереди с полной авоськой «Столичной», а сзади него корячился под двумя ящиками пива судья из Воронежа. А кое-кто
И уж совсем не хватало, чтобы в сумке судьи рылись чьи-то руки. Если у российских судей еще и остались какие-то привилегии, так это – уважение к самому себе. К своей работе, правам и обязанностям. Так что пусть толстяк утрется. Еще никто никогда не вставал на пути Струге подобным образом.
Колобок сказал, что «туда», то есть на десятый этаж, где устроился Струге с Меньшиковым, «нельзя». Значит, что-то случилось именно на том этаже, на котором расселяют командированных на учебу судей. Им выделены десятый и двенадцатый этажи.
– И именно – на десятом!! – вырвалось у Струге. – Не на пятом или одиннадцатом! На десятом! На моем!..
Меньшиков, естественно, понятия не имел, что, произнося эти слова, звучащие, как проклятия, Струге вспоминал Пащенко. Поэтому и отреагировал, как дилетант:
– Да ладно… Мы-то тут при чем? Пусть землю роют…
Едва они появились в коридоре этажа, как к ним навстречу бросился незнакомый мужик в стильном костюме. Понимая, что милиция внизу не пропустит никого из посторонних, он предположил в солидном Струге самого главного из тех, кто сейчас распоряжался на этаже. Протягивая Антону какие-то бумаги с угловыми штампами, мужик торопился за судьей и тихо бормотал:
– Вот, посмотрите! Договор с районным отделением милиции об охране! Инструкция дежурным по этажам о недопущении в номера посторонних! Посмотрите, все расписались в ознакомлении! Я показал это начальнику следственной группы, а он, простите, схамил! Представляете, говорит: «Засунь все это в…»
Струге остановился:
– Я не имею к руководству над следственной группой никакого отношения.
Мужик исчез.
Подходя к единственной открытой двери в коридоре, Антон почувствовал, как сердце стало биться чуть более учащенно. Эта дверь была ему знакома. Утром ее никак не мог открыть неизвестный нервный мужчина. Струге отметил тогда, что в мужчине угадываются некие флюиды, свойственные членам судейского сообщества.
– Кто вы?
Перед Струге и Меньшиковым возник седоватый следователь прокуратуры. Сомневаться в этом не приходилось. На нем была синяя форма с погонами, на которых красовалось по два просвета и две больших звезды. В одной его руке была авторучка, во второй дымилась сигарета.
– Я судья Струге, из Тернова. Это – судья Меньшиков, из Воронежа. – Антон на недавно возникших правах нештатного лидера без задней мысли брал на себя ответственность за предоставляемую информацию. – Сегодня утром мы оба прибыли в командировку на учебу. Поселены в номер «тысяча двадцать четыре». Что здесь происходит, товарищ советник юстиции?
Следователь вздохнул:
– Происходят следственные действия и оперативно-розыскные мероприятия. Ерунда какая-то, если учесть то, что мы находимся в гостинице МВД… В номере «десять семнадцать» обнаружен труп человека с огнестрельным ранением. А при нем – удостоверение федерального судьи Ленинского районного суда города Мрянска.
– Мило, – заметил Струге. – А что, собственно… Простите, а вас как зовут?
Седовласый выпустил дым и протянул руку. Перед Струге был старший следователь прокуратуры Москвы Выходцев Борис Сергеевич. Теперь, когда знакомство состоялось, Антон попросил разрешения взглянуть на труп. Ему не давало покоя воспоминание об утреннем недоразумении в коридоре.
– С удовольствием, – следователь махнул рукой. – Я тут за гида с двух часов дня. Начальник ГУВД был, прокурор был. Все были. Кому надо и кому не надо. Одних лишь журналистов палкой внизу отгоняют. Все жаждут посмотреть на мертвого судью. Когда еще представится?..
Антон вошел в комнату – и вздрогнул. Перед ним, на полу, лежало бездыханное тело мужчины средних лет. Под дубленкой был виден дорогой строгий костюм темно-серого цвета. Белая рубашка, заляпанная на воротнике кровью, гармошкой собралась на груди. Галстук был отброшен в сторону и лежал на плече. Обычный пистолет, коим вооружены в России все силовые структуры, был стиснут в руке, как для стрельбы. Затвор «макарова» замер в крайнем заднем положении, а зияющее отверстие в рукоятке говорило о том, что магазина в момент выстрела не было. Был один патрон, который и позволил неизвестному судье из Мрянска переступить черту, разделяющую жизнь и небытие.
– Самоубийство? – глядя в закатившиеся глаза трупа, Антон искал ответ на свой вопрос.
Меньшиков не выдержал и вышел в коридор. Прижимая сумку к груди, он искоса смотрел на капли крови на полу комнаты.
– Восьмой по счету вопрос за сегодняшний день, – признался Выходцев. – И даю восьмой на него ответ – глубокие сомнения терзают мою душу. Вы до судейства кем работали?
Струге приблизился к трупу, неожиданно наклонился к мертвому лицу и втянул носом воздух. Выходцев, удивленно сдвинув брови, погасил улыбку. Незнакомый судья изо всех сил хотел помочь следствию и старательно играл роль Эркюля Пуаро.
Между тем Струге встал и вернулся на свое место.
– Это не самоубийство. – Потом, словно спохватившись, повернулся к Выходцеву: – Кем я работал? Следователем областной прокуратуры. Это убийство, Борис Сергеевич. И действовал тут либо новичок, либо профессионал, который хотел, чтобы вы догадались, что это замаскированное под суицид убийство. На лице трупа нет следов от несгоревшего при выстреле пороха. Потом, такое самоубийство предполагает наличие ожога на лбу от пороховых газов. Нет ни того, ни другого. Стреляли с расстояния в метр. Если, конечно, он застрелился, нажав на спусковой крючок большим пальцем ноги, тогда версия о суициде имеет право на жизнь. Но если учесть, что после выстрела этот парень должен был обуться, взять в руку пистолет, лечь на спину, и лишь после этого отойти… На вашем месте у меня никаких терзаний не было бы.
– Еще и прицелиться нужно было, – неожиданно для всех произнес доселе молчавший паренек в прокурорской форме.
Он сидел в кресле, сжимая руками толстую кожаную папку. На нем, как и на Выходцеве, была форма. У него в отличие от старшего коллеги на погонах вместо больших звезд горели маленькие. Судя по тому, что ни его, ни вошедших друг другу не представили, присутствие последнего здесь если играло какую-то роль, то очень незначительную.
– Н-да… – после некоторой паузы заметил Выходцев, поморщился и тут же объяснил: – Типа стажер мой. Полгода, как с юрфака… Кому-то ведь нужно их учить?