Последнее танго в Тегусигальпе
Шрифт:
Проповедь жреца относилась к числу программ, обязательных для всеобщего просмотра, и И-Цуль на самом деле играла с огнем, когда уходила из храма во время его речи.
Впрочем, любимица мужчин всего Юкатана имела на это негласное право.
После жреца шли уже необязательные программы.
Большой популярностью пользовались, например, сериатли - бесконечные постановки из жизни богатых купцов и воинов. Женщины Юкатана были без ума от этих представлений, смаковали семейную жизнь выдуманных героев, обсуждали ее друг с дружкой. Хотя качество актерской игры оставляло желать лучшего. Актеры, как знала И-Цуль, в большинстве своем были неграмотны и тупо зазубривали текст роли наизусть, прислушиваясь к бубнящему жрецу-чтецу.
Гораздо больше И-Цуль нравились детские передачи - в основном кукольные представления, посвященные сказкам и легендам.
А вот передача «Пирамида» неимоверно раздражала. Практически сколько И-Цуль себя помнила на зеркаловидении, эта глупая программа каждый вечер возникала в зеркалах богобоязненных майя. Герои этого безобразия - молодые парни и девушки - были заперты в специальном отсеке храма и предоставлены сами себе. Естественно, они там все переругались, перетрахались и пересклочничали. Раз в день, когда их навещал Тцатцокль с зеркалом, они вываливали свое грязное белье как минимум на пол-Юкатана. Потом начинали выбирать, кого выгнать из пирамиды. К слову, изгнание означало попадание на жертвенник. Поэтому многие девушки радовались, когда их выгоняли.
Хуже «Пирамиды» были только клоуны. Но они, как знала И-Цуль, также были неизбежным злом. Юкатанцы были добродушным народом. Они любили от души похохотать над низкопробными шутками.
…На первый взгляд было и не догадаться, что в Пирамиде есть множество внутренних помещений, запутанных коридоров, и даже тайных отсеков. В одном из таких, глубоко запрятанных в нутро храмового комплекса, служебных помещений работала Ай-Цокотль, лучшая подруга блистательной И-Цуль.
Ай-Цокотль сочиняла бесконечные истории для сериатлей из жизни выдуманных купцов, воинов, их многочисленных жен и чад.
И-Цуль застала Ай-Цокотль в разгар работы. Подруга надиктовывала текст резчику, который достаточно неспешно зубилами и молотком наносил на таблички витиеватые иероглифы.
– Так значит Ксикокотль - не мой сын?! Я не переживу, я сойду с ума!
– диктовала Ай-Цокотль.
– Все? Теперь пиши: «Конец двести тридцать восьмого сказания».
Поодаль нервничал жрец-распорядитель:
– Быстрее! Давайте быстрее! Нам скоро к зеркалу, а таблички еще не просохли!
– А кому не привыкать по-сырому читать?
– хохотнула Ай-Цокотль.
При виде И-Цуль нервный жрец замахал руками.
– Рано! Рано пришла! Мы еще работаем!
– Не слушай его, И-Цуль, мы сейчас закончим, - возразила подруга.
– Да какой закончим?! А читка с актерами?! Вы меня под нож подставить хотите!
– Да какой нож, пупсик, что ты! Все пройдет изумительно, я тебе обещаю…
– Ну, и уйдешь сейчас, - бубнил жрец.
– А мне расхлебывай…
– Послушай, масик, имеют право две девушки сорваться в конце недели пораньше?
– Вы меня под нож, под нож подставляете, - хватался за голову распорядитель.
– Вечное блаженство, конечно, хорошо, но я еще пожить хочу.
– Слушай, Тлацколотль, - возмутилась Ай-Цокотль, - нашу программу смотрят только тетки и домохозяйки. И почему ты переживаешь?
– Я помню, как один мой предшественник плохо закончил большую эпопею, эта концовка не понравилась жене досточтимейшего Птичтиктучкцля. И попал бедняга под нож!
– Да не бойся ты, - снова хохотнула Ай-Цокотль.
– Жена досточтимейшего Птичтиктучкцля от наших сказочек кипятком писает.
При этих словах подруга подмигнула И-Цуль. Сейчас, мол, выдвинемся.
И-Цуль нисколько не сомневалась, что порождает в душе своей подружки зависть. Бедняжке Ай-Цокотль никогда не добиться персональных носилок, которые покорно таскают на своих огромных плечах четыре храмовых раба-скопца. И еще есть пятый. Он всегда вышагивает впереди и, щелкая бичом, разгоняет прохожих.
Носилки стояли на возвышении, и, при появлении И-Цуль рабы приняли коленопреклоненные позы, сложив из своих рук подобие лестницы. И-Цуль взошла по ней. Усевшись в носилки, оглянулась на подругу. Простодушная Ай-Цокотль все никак не могла привыкнуть к такому обращению.
Когда подруга расположилась напротив И-Цуль, носилки мягко взмыли вверх.
– Куда изволит направляться солнцеликая госпожа?
– спросил раб с бичом.
– В «Чоколатль», - сказала И-Цуль, увидела, что подруга нахмурилась и успокаивающе притронулась к ее руке: - Я угощаю.
Носилки двигались по улицам Колана. Простолюдины падали ниц.
«Чоколатль» был достаточно дорогим заведением. Посещать его могли позволить себе лишь жрецы, купцы и военные.
Сегодня вечером здесь было полно и тех, и других, и третьих. Появление И-Цуль в зале встретили одобрительным топотом ног. Тут же около столика, за которым расположились подруги, принялись увиваться мужчины.
И-Цуль уже в совершенстве овладела искусством отшивать ухажеров. Давая отставку одному красавчику-военному, она даже немного жалела. Но, как говорил один ее знакомый жрец, положение обязывало.
У привилегий, которыми была окружена И-Цуль, имелась и оборотная, не очень приятная сторона. Например, И-Цуль категорически запрещалась близость с мужчинами. И, как назло, они тянулись к ней. Не к страшненькой Ай-Цокотль, которой как раз можно было все.
«Все мужики одинаковы, - рассудила И-Цуль.
– Как мотыльки на огонь стремятся к недоступным женщинам. И это при том, что доступное всегда есть, бери не хочу».
Учтивый слуга принес им чоколатль для возбуждения аппетита. Потом наступила очередь для маиса с перченым томатлем и копчеными змеями уатлицкалька.