Последнее убийство (Сборник)
Шрифт:
— Ты не сообщила врачу свое настоящее имя?
— Нет. Хотя он понял, что я лгу. Это было ужасно...
— Если твой отец узнает...
Она уткнулась губами в его грудь и снова повторила свой вопрос:
— Что нам делать?
Она ждала ответа.
Он немного сдвинулся, делая вид, что размышляет, и надеясь немного подбодрить ее. На самом деле он утомился под тяжестью ее тела.
— Послушай, Дорри,— проговорил он,— я знаю, ты хочешь, чтобы я па тебе немедленно женился, завтра же. И я хочу жениться на тебе. Больше всего на свете. Клянусь богом. —Он помолчал,
— Он ничего не сможет сделать,— запротестовала она.— Мне уже больше восемнадцати. Что он сможет сделать?
— Я не говорю о запрете или о чем-то подобном.
— Так о чем же? Что ты имеешь в виду?
— Деньги,— ответил он.— Что он за человек, Дорри? Ты можешь рассказать о нем и о его принципах? Твоя мать совершила одну-единственную ошибку. Он узнал об этом восемь лет спустя и развелся с ней. Он разошелся с ней, не заботясь ни о тебе, ни о твоих сестрах, ни о слабом здоровье матери. Так что, по-твоему, он сделает для тебя? Он забудет даже о твоем существовании. Ты не получишь ни цента.
— Меня это не волнует,— с легкостью отозвалась она.— Ты думаешь, что меня это волнует?
— Но меня это волнует, Дорри,— Он снова мягко погладил ей спину.— Не ради меня самого. Клянусь богом, что не ради меня, а ради тебя. Что с тобой будет? Нам обоим придется бросить учебу: тебе — ради ребенка, мне — ради работы. А что буду делать я? Два курса— и нет диплома. Что я буду делать? Кем работать? Клерком? Или смазчиком на текстильной фабрике?
— Дело не в этом...
— В этом! Ты не знаешь, как много это значит. Тебе будет только девятнадцать лет, и ты не знаешь, что это значит — не иметь денег. А я знаю. Через год мы перегрызем друг другу глотки.
— Нет, нет!
— Все верно, мы так сильно любим друг друга, что никогда не ссорились. Но где мы жили? А где будем жить? В комнате, оклеенной газетами? Семь раз в неделю есть спагетти? Если я увижу, что ты живешь так по моей вине...— Он помолчал немного, а потом закончил:— Тогда я застрахуюсь и брошусь под машину.
Она снова зарыдала.
Он закрыл глаза и заговорил, пытаясь ее успокоить:
— Я все так хорошо обдумал. Летом я поеду в Нью-Йорк, и ты познакомишь меня с отцом. Я смог бы понравиться ему. Ты рассказала бы мне, что он любит, чем интересуется, что не любит.— Он помолчал и продолжил: — А после окончания университета мы могли бы пожениться. Или даже этим летом. Мы смогли бы вернуться сюда в сентябре на наши последние два года. Собственная квартира на территории университета...
Она приподняла голову.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.— Почему ты говоришь такие слова?
— Я хочу показать тебе, как прекрасно, как чудесно все может быть.
— Понимаю. Ты думаешь, что я не понимаю этого? — Голос ее прервался от рыданий.— Но я беременна. Я уже два месяца беременна.— Наступило молчание. Где-то послышался шум тормозящей машины.— Ты пытаешься Выкрутиться? Удрать? Ты это пытаешься сделать?
— Нет! Боже мой, нет, Дорри!—Он схватил ее за плечи и прижал лицом к своему лицу,— Нет!
— Тогда что же ты со мной делаешь? Ты женишься на мне сейчас же! Выбора у нас нет.
— У нас есть выбор, Дорри,— сказал он.
Он почувствовал, что ее тело напряглось.
— Нет! — произнесла она ужасающим шепотом и покачала головой.
— Послушай, Дорри! — сказал он, продолжая обнимать ёе за плечи.— Операции не надо. Ничего подобного.— Он взял ее лицо в руки и легонько сдавил щеки,— Слушай! — Он подождал, пока ее дыхание станет более ровным.— Здесь есть парень, Герми Годсен, в университетском городке. Его дядя владеет аптеками на Тридцать четвертой улице и в университете. Герми продает лекарства. Он сможет дать какие-нибудь таблетки.
Он погладил ее рот. Она молчала.
— Понимаешь, малышка? Мы попробуем! Это так много значит!
— Таблетки,— повторила она, как будто услышала новое слово.
— Мы попробуем. Это может оказаться просто волшебством.
Она в замешательстве покачала головой:
— О боже, я не знаю...
Он обвил ее руками.
— Я люблю тебя, малышка. Я не позволю тебе ничего принимать, ничего такого, что может тебе повредить.
Она прижалась к нему, положив голову на плечо.
— Я не знаю... я не знаю...
— Это будет так чудесно! — пообещал он. Его руки ласкали ее.— Собственная квартирка, и не надо будет ждать, пока хозяйка уйдет в кино.
— Откуда... откуда ты знаешь, что они помогут? — наконец спросила она.— А что, если не помогут?
Он сдержал вздох.
— Если не помогут,— он поцеловал ее в лоб, в щеку и в уголок рта,— если они не помогут, мы немедленно поженимся и пошлем к черту твоего отца и «Кингшип Коппер Инкорпорейтед». Клянусь тебе, малышка.
Он знал, что ей нравится, когда он зовет ее малышкой. Когда он держал ее на руках и называл малышкой, он мог делать с ней практически «все. Он подумал об этом и решил, что надо как-то изменить ее отношение к отцу. Он целовал ее и говорил ласковые и нежные слова, а она оставалась холодной.
Потом они закурили сигарету. Дороти держала ее, Первую затяжку она дала ему, а потом затянулась сама. При каждой затяжке огонек сигареты освещал белокурые волосы и большие карие глаза.
Она повернула горячий конец сигареты к нему и стала рисовать в воздухе линии и круги.
— Я могу загипнотизировать тебя таким путем,— проговорила она. Потом медленно поднесла сигарету к его глазам. Рука ее дрожала.— Ты мой раб,— шептала она, приблизив губы к его уху.— Ты мой раб и полностью в моей власти! Ты должен повиноваться мне и выполнять все мои приказания! — Она говорила это серьезно, но он не смог сдержать улыбку.
Когда они докурили сигарету, он взглянул на светящийся циферблат часов. Потом стал водить циферблатом перед ее глазами и говорить нараспев:
— Ты должна одеться. Ты должна одеться, потому что уже двадцать минут одиннадцатого, а к одиннадцати ты должна быть у себя.