Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945

Тревор-Роупер Хью

«Дорогой Шернер, с надежным человеком я посылаю вам завещание нашего фюрера, написанное им сегодня после получения огорчительного известия об измене Гиммлера. Это завещание должно быть обнародовано либо по приказу фюрера, либо после того, как будет констатирована его смерть. С наилучшими пожеланиями и Heil Hitler!

Ваш Вильгельм Бургдорф.Завещание доставит майор Иоганмайер».

По крайней мере, если Шернер получит это письмо, то поймет, что Гитлер, как Юлий Цезарь, умер со словами «И ты, Брут» на устах.

Приблизительно в это же время Борман вызвал к себе своего советника Вильгельма Цандера и дал ему такие же инструкции. Офицер должен был доставить копии завещаний Гитлера адмиралу Дёницу. Услышав это, Цандер похолодел. Этот необразованный, недалекий, но честный человек в последние дни сумел философски взглянуть на историю последних двенадцати лет, на свою причастность к этой истории и увидеть ее в новом, беспощадно ярком свете. Увидев, он принял решение. Идеалист – в чем он уверил себя, – давно вступивший в партию, верно ей служивший, оставивший прибыльное дело в Италии не для того, чтобы пользоваться привилегиями, но

для того, чтобы преклониться перед алтарем нового бога, он наконец – и слишком поздно – понял, куда может завести такое поклонение лишенных критики почитателей этого божества. Теперь, когда истинные последствия стали ясны Цандеру, он осознал также и то, что пути назад для него уже нет. Менять что-то было уже поздно. Он посвятил свою жизнь ложному богу, и не может ничего исправить. Теперь, отвратившись от своего прежнего идеализма, он желал одного – тихо умереть, покончить с напрасно прожитой жизнью и искупить преданность иллюзии, от которой он уже не мог избавиться. Неделю назад, когда очередной конвой с беглецами отправился из Берлина в Оберзальцберг, Цандер отказался уезжать, твердо решив остаться в столице и разделить судьбу нацизма. Теперь, накануне решающих событий, ему приказали заново начать его бессмысленную жизнь. Все это он высказал Борману и попросил простить его. Борман отправился к Гитлеру и сообщил ему об этой заминке в исполнении плана. Вернувшись, Борман сказал Цандеру, что его возражения отклонены. Это приказ фюрера, и Цандер должен его выполнить. Вслед за этим Борман вручил ему документы – копии личного и политического завещаний Гитлера и свидетельство о его браке с Евой Браун. Кроме того, Борман написал сопроводительное письмо Дёницу, в котором, как и во всех своих последних посланиях, выразил горечь по поводу неудачи наступления армии Венка:

«Дорогой гроссадмирал, так как наши дивизии не смогли пробиться в Берлин, наше положение стало безнадежным, и фюрер прошлой ночью продиктовал приложенное к письму политическое завещание. Heil Hitler!

Ваш Борман».

Тем временем Иоганмайер разыскал Лоренца и сообщил ему об ожидавшей его миссии. Лоренц как раз вышел в общий проход, чтобы позавтракать. Там он встретился с Цандером, который сообщил ему ту же новость, и посоветовал сразу пойти к Борману или Геббельсу. Лоренц пошел к Геббельсу, а тот велел ему пойти к Борману, а потом вернуться. От Бормана Лоренц получил копии завещаний Гитлера. Когда Лоренц вернулся к Геббельсу, тот вручил ему свое сочиненное им ночью «Дополнение». Лоренцу сказали, что он должен с этими документами выбраться из Берлина и либо явиться в штаб Дёница, либо сдаться оккупационным властям на территории, занятой британцами или американцами. Эти документы по возможности должны быть доставлены в Мюнхен, в колыбель нацистского движения, и храниться там как памятник героической эпохи. Взирая на историю, Геббельс присовокупил к завещаниям Гитлера и собственный манифест, обращенный не к генералам и адмиралам, а к потомкам.

Остаток утра прошел в торопливых приготовлениях к нелегкому путешествию, и около полудня три человека – Лоренц, Цандер и Иоганмайер, сопровождаемые ефрейтором по фамилии Хуммерих, – покинули бункер. Группа была плохо подобрана, плохо экипирована, и вообще все это предприятие несло на себе отпечаток любительской импровизации. Людей не снабдили ни продовольствием, ни документами, ни деньгами; каждый экипировался на собственный страх и риск. Лоренц явился к Гитлеру доложить об отбытии, но Гитлер ничего не сказал ему на прощание, только молча пожал руку. У Цандера не было времени лично попрощаться с Борманом, и он позвонил ему по телефону, но Борман накричал на него, спросил, почему он еще в бункере, и велел немедленно отправляться в путь. Одеты они тоже были весьма живописно и разномастно: Иоганмайер и Цандер были в мундирах армии и СС соответственно, а Лоренц в гражданской одежде. Через гаражи имперской канцелярии они вышли на Герман-Герингштрассе и направились на запад через Тиргартен и Шарлоттенбург в направлении Пихельсдорфа, к северному берегу озера Хафель. Иоганмайер и Хуммерих шли впереди, жестами указывая путь шедшим за ними Лоренцу и Цандеру. По дороге им предстояло преодолеть три линии русских позиций, окружавших центр Берлина. Первую линию у Колонны Победы, вторую – у станции «Зоопарк», и третью – перед Пихельсдорфом, где батальон гитлерюгенда удерживал мост в ожидании подхода армии Венка. Там командир батальона устроил их в своем штабном бункере, где они проспали до наступления ночи. В десять часов вечера, посоветовавшись с батальонным командиром, они взяли две лодки и по озеру поплыли на юг к плацдарму Ванзее, удерживавшемуся силами 9-й армии. Ранним утром 30 апреля они с двух лодок независимо друг от друга высадились на берег: Иоганмайер – на Ванзейском плацдарме, а Лоренц и Цандер – на полуострове Шваненвердер. Они оставались там весь день, укрывшись в подвалах. С наступлением вечера они вновь соединились и поплыли к Пфауэнинзелю, острову на Хафеле. С Ванзейского плацдарма Иоганмайер послал радиограмму Дёницу, в которой проинформировал его, где находится группа, и попросил прислать за ней самолет. На Пфауэнинзеле Иоганмайер и Цандер добыли себе гражданскую одежду и переоделись, выбросив военную форму. Там к ним присоединились еще три человека, тоже вышедшие из осажденной имперской канцелярии.

Дело в том, что утром 29 апреля, когда три курьера, несшие копии завещаний Гитлера, покинули бункер, всякая телефонная связь между Берлином и внешним миром оборвалась. Аэростат с антенной, через которую поддерживалась радиотелефонная связь со штабом командования вермахта, был сбит огнем зенитной артиллерии, и разговор Кребса с Йодлем был прерван на полуслове. Адъютантам генералов, оставшихся в бункере, стало нечего делать. Тогда трое из них – барон майор Фрейтаг фон Лорингхофен, адъютант Кребса, ротмистр Герхардт Больдт, его второй адъютант, и подполковник Вайс, адъютант генерала Бургдорфа, – решили по возможности уйти из имперской канцелярии и найти армию генерала Венка, наступления которой в бункере продолжали ждать со дня на день. Адъютанты изучили штабные карты, потом обратились к своим генералам, а те пообещали добиться санкции Гитлера.

В полдень 29 апреля состоялось обычное совещание, на котором обсуждали положение. На совещании присутствовали Гитлер, Борман, Геббельс, Кребс, Бургдорф, Хевель, Фосс, фон Белов, Фрейтаг фон Лорингхофен и Больдт. Кребс доложил о последних изменениях. Русские продвинулись в Груневальд, Шарлоттенбург и захватили Ангальтский вокзал. На других участках фронта пока было тихо. Никаких новостей от Венка не поступало. Доставка боеприпасов по воздуху была недостаточной, и не все сброшенные контейнеры удалось найти в развалинах. После совещания генерал Бургдорф спросил Гитлера, не позволит ли он трем офицерам попытаться найти армию Венка. Гитлер согласился. Три офицера были вызваны к начальству и получили соответствующий приказ. Им было поручено найти генерала Венка и сказать ему, чтобы он поторопился, так как имперская канцелярия без его помощи скоро падет. Днем Фрейтаг фон Лорингхофен, Больдт и Вайс покинули бункер. Они пошли тем же путем, что и их предшественники, и с помощью бойцов гитлерюгенда ранним утром 30 апреля достигли моста у Пихельсдорфа, оттуда они на надувных лодках поплыли по Хафелю к Ванзейскому полуострову и Пфауэнинзелю, где встретились с тремя курьерами, несшими копии завещания Гитлера. В районе Имперского стадиона они встретили еще одного беглеца, полковника Николауса фон Белова, военно-воздушного адъютанта, – последнего, кто покинул бункер до смерти Гитлера.

Полковник фон Белов вошел в ближний круг Гитлера восемь лет назад и стал младшим, но признанным придворным фюрера. Благодаря своим личным связям он был приглашен участвовать в торжестве по случаю бракосочетания Гитлера и Евы Браун утром 29 апреля и стал одним из тех, кто засвидетельствовал подпись Гитлера под его личным завещанием. Однако, несмотря на то что он по его собственной просьбе получил от Гитлера пузырек с ядом, он вовсе не горел желанием участвовать в ритуальном массовом самоубийстве. Когда же после дневного совещания он услышал, что фюрер одобрил уход Фрейтага фон Лорингхофена, Больдта и Вайса, он рассудил, что он такой же адъютант, которому больше нечего делать в обреченном и блокированном со всех сторон бункере имперской канцелярии. Пример других адъютантов воодушевил его. Очевидно, не было никакой необходимости оставаться в бункере. Кребс и Бургдорф заявили, что они останутся в бункере и умрут в нем, но они разрешили своим адъютантам уйти, так, может быть, и Гитлер сделает то же самое? Несмотря на все громкие и публичные клятвы покончить с собой, засвидетельствованные или просто придуманные Ханной Рейтч, три человека уже покинули бункер утром, еще три готовились уйти. К тому же и Хевель, и Фосс сдержанно уверили фон Белова, что тоже не видят никакой необходимости участвовать в этом изуверском действе, и намерены, если получится, уйти.

На дневном четырехчасовом совещании фон Белов услышал от Кребса, что ситуация в Берлине изменилась к худшему. После совещания фон Белов подошел к Бургдорфу и спросил, нельзя ли и ему покинуть бункер. Бургдорф ответил, что решить этот вопрос может только фюрер, и фон Белов отправился к Гитлеру, поставив перед ним тот же вопрос. Гитлер согласился сразу. Кажется, в тот день он соглашался со всем, чем угодно. 29 апреля в этом отношении было похоже на 23 апреля, когда Гитлер простил Шпеера. Это были дни затишья после кризисов, связанных с принятием трудных решений. Но у Гитлера была и другая причина отпустить фон Белова. Он хотел передать из бункера еще один документ – постскриптум к завещанию. Гитлер сказал фон Белову, что он должен добраться до штаба Верховного главнокомандования вермахта, расположенного теперь в Плоэне, в Шлезвиг-Гольштейне, и вручить документ лично в руки генерал-фельдмаршалу Кейтелю. Гитлер приказал фон Белову быть готовым к уходу после окончания вечернего совещания.

Оно началось в десять часов вечера. В нем участвовали Гитлер, Геббельс, Борман, Кребс, Бургдорф, Хевель, Фосс, фон Белов и генерал Вейдлинг, начальник Берлинского гарнизона. Генерал Вейдлинг описал обстановку, которая, как и ожидалось, сильно осложнилась. Русские прорвались на Саарландштрассе и Вильгельмштрассе и дошли почти до министерства авиации. На западе Берлина они прорвались с севера на улицы между Бисмаркштрассе и Кантштрассе, а с юга – к северной границе пригородного района Груневальда и к Имперскому стадиону. Немногочисленные немецкие подразделения продолжали удерживать плацдарм на Хафеле близ Пихельсдорфа. Там стояли подразделения гитлерюгенда, которые помогли двум группам из бункера продолжить путь. Русские добились успеха и на других участках фронта. Они наступали со всех направлений. Самое позднее 1 мая русские подойдут к имперской канцелярии. Сегодня или никогда, сказал Вейдлинг, немецкие войска могут попытаться прорвать русское кольцо и вырваться из Берлинского мешка. Гитлер ответил, что это невозможно. Отдельные солдаты и офицеры могут прорваться сквозь линию фронта, но для больших подразделений измотанных, плохо вооруженных и лишенных боеприпасов солдат такой прорыв попросту немыслим. Как всегда, решение Гитлера было окончательным.

После совещания фон Белов послал за своим ординарцем Хайнцем Матхизингом [220] , которому он приказал подготовиться к дороге. Потом он попрощался с Гитлером. Так же, как прощаясь с Лоренцем, Гитлер пожал фон Белову руку, но не сказал при этом ни слова. После этого фон Белов попрощался с остальными обитателями бункера. Генерал Кребс попросил фон Белова передать привет своей жене, если это окажется возможным, и дал ее адрес, а кроме того, передал фон Белову письмо генералу Йодлю. В нем [221] Кребс информировал Йодля, что положение Берлина критическое, что окружение его противником полностью завершилось, оружия и боеприпасов катастрофически не хватает, а их поставки по воздуху далеко не достаточны. Все берлинские аэродромы и посадочные полосы разбиты или захвачены противником, об армии Венка ничего не слышно и наступления его армии уже никто не ждет. Сопротивление в Берлине может продлиться самое большее несколько дней. Фюрер надеется, что и на других фронтах армии будут биться до последнего солдата.

220

Матхизинг был допрошен, и его показаниями воспользовались для подтверждения истории, рассказанной фон Беловом.

221

Содержание письма изложено согласно показаниям фон Белова, так как текст письма утрачен.