Последние герои
Шрифт:
Калт повернулся к Дубэ, улыбнулся ей и спросил:
— Ты готова?
Она кивнула. Тогда Калт подошел к своей сестре. На Амине была черная форма разведчиков, в которой она действительно была похожа на тень среди теней. Ее волосы, как всегда, были коротко подстрижены. Она подняла глаза. Взгляд принцессы встретился со взглядом ее брата-близнеца, и ее лицо стало решительным и серьезным.
Амина была еще девочкой, но на ее долю выпали многие несчастья, они сделали ее старше. Каждый день она брала у своей бабушки уроки воинского мастерства и училась с ожесточенным упорством, которое раньше проявлялось лишь в капризах. Она стала взрослой, как и ее брат, обремененный властью.
Дубэ не знала, радоваться этому или нет. Она надеялась, что судьба ее внуков сложится иначе. Когда она впервые взяла на руки новорожденных детей своего сына, то с облегчением подумала, что их судьба будет не такой, как у нее, что они будут расти в мире без войн и убийств. Но вышло по-другому.
Калт изящным движением вынул меч из ножен и поднес лезвие к рукам Амины.
— Клянешься ли ты служить своему королю и Всплывшему Миру верно и преданно до самой своей смерти?
Молодой король задал этот вопрос сестре точно так же, как любому юноше из тех, которые стояли перед ним в строю. Сегодня их тоже принимали в отряд Воинов-теней — разведчиков, которыми командовала сама королева.
Амина взглянула на брата с горячей любовью и преданностью, как должен подданный смотреть на своего короля, и, ответив «Клянусь», провела пальцем по лезвию. На мече осталась капля крови. Амина стерла ее своей курткой и поцеловала то место на одежде, которое пропиталось кровью.
Настала очередь Дубэ. Королева сделала шаг вперед, взяла из рук Баола кинжал и невольно вздрогнула, когда пальцы сжали рукоять. Обучая внучку, она все время спрашивала себя: правильно ли она делает, давая оружие в руки почти ребенку? Хорошо ли это — учить девочку убивать людей, отвечать ударом на удар и красться по вражеской территории? Дубэ до сих пор не нашла ответа на этот вопрос. Подать Амине кинжал означало раз и навсегда определить будущее Амины. Поэтому Дубэ не сразу решилась сделать это.
Она окинула внимательным взглядом лицо и одежду внучки, сказала себе, что может гордиться Аминой, и, наконец, торжественно произнесла:
— Пусть ночь будет тебе верной подругой, пусть помогают тебе тени. С этого дня ты Воин-тень.
После посвящения состоялся праздник — скромный, но веселый. Амина шутила с Калтом, а Дубэ, глядя на них, думала, что брат и сестра давно не были так близки друг с другом. Правду говоря, они никогда не были близкими друзьями. Но общее несчастье сближает, а близнецы остались одни. Их мать Феа бродила по саду, растерянно оглядываясь вокруг, словно заблудилась в незнакомом месте. За ней всюду следовала приставленная Калтом компаньонка. Амина слишком поздно вернулась к ней. Тревоги и боль сломили Феа и погрузили ее в достойное жалости оцепенение. Она мало что помнила из своей прежней жизни. Даже образы детей наполовину стерлись из ее памяти. Увидев дочь, Феа с трудом узнала ее. Конечно, она ничего не поняла из обряда, который только что закончился. Впрочем, так лучше: прежняя Феа никогда бы не позволила своей дочери стать разведчицей.
Дубэ подошла к внукам, повернулась к Амине, улыбнулась ей и сказала:
— Обучение еще не закончилось. Ты ведь это знаешь?
— Хочешь немного поупражняться? — спросила внучка, поворачиваясь к ней.
Она отлично знала, что в последнее время Дубэ уже не может сражаться. В последнем тренировочном бою Амина победила свою бабушку одним ударом.
— Тебе еще рано воевать, — возразила Дубэ.
— Я это отлично знаю. Я не прежняя непослушная девчонка. Мне казалось, ты это уже поняла.
— Конечно поняла, — ласково ответила Дубэ.
— И я знаю, что, приняв меня в отряд Воинов-теней, ты мне оказала доверие, которое я должна оправдать. Вот увидишь: я смогу это сделать. Ты ведь знаешь: если мне придет что-то в голову, я не откажусь от этого без борьбы.
Дубэ снова улыбнулась, погладила Амину по голове и повернулась, чтобы уйти, но, прежде чем это сделать, предупредила:
— Значит, увидимся на ближайшем собрании отряда.
— Почему ты не осталась праздновать с нами?
— Срочное дело, — коротко объяснила Дубэ. Ей пора было готовиться к ночи — к единственному времени, когда она чувствовала себя живой. Ночные засады стали для нее чем-то вроде наркотика.
Сегодня вечером у нее будет много работы.
Эльф громко закричал от боли, но Дубэ словно не слышала его. Она еще туже затянула веревки, которыми привязала его к дереву. С кинжала, который она держала в правой руке, капала кровь. Лицо девушки — сейчас оно снова заменяло морщинистое лицо старой королевы — искривилось от горькой улыбки. Когда-то она ни за что не сделала бы то, что делает сейчас. Когда-то ей было отвратительно убивать. А сознательно причинить кому-то боль — о таком она не могла бы даже подумать.
«Как сильно тебя изменило время», — мысленно сказала она себе с горькой иронией.
— Ты можешь прекратить это, когда захочешь. Скажи мне правду, и это закончится.
Эльф умоляюще взглянул на нее и попросил:
— Убей меня.
— Не убью, пока не скажешь мне правду.
— Не проси меня стать предателем.
— Тогда страдай.
Она сделала еще один надрез на его коже.
«Как будто во мне снова живет зверь…» — подумала она, когда эльф опять закричал.
Она сжала руками его щеки и спросила:
— Вы ставите в захваченных деревнях обелиски. Зачем они нужны?
Пленный покачал головой, насколько ему позволяли крепко державшие его руки врага. Дубэ отошла от своей жертвы и стала ходить широкими шагами вперед и назад по маленькой поляне, на которую принесла пленного. Ее ночные вылазки начались после того, как Теана рассказала ей об этих проклятых обелисках. В первый раз это был простой допрос, который закончился смертью пленного.
Теперь, глядя на залитого кровью эльфа, у которого все тело было в ранах, она была уже не вполне уверена, что права. В самом ли деле победа и спасение ее народа оправдывают любой ее поступок? В самом деле эти вылазки и допросы — ее последнее оружие? Или что-то темное в ее душе слишком долго спало, а теперь прорывается наружу?
Она поднесла кинжал к горлу эльфа. В глазах пленного было столько горя и мольбы, что у Дубэ больно сжалось сердце. Ей захотелось вонзить лезвие в горло и избавить пленного от мучений.