Последние первые планетяне
Шрифт:
Несомненно, с ресурсами, доступными Моргунову, одна чаша весов заметно перевесит другую и, конечно, это будет чаша Акимовых, что, как отметил бы градоначальник Леонов, не будь он слишком подвержен слабоволию и хандре в эти непростые времена, невыгодно еще и с экономической стороны дела. Фермерский клан Ящинских – настоящая опора Борей-Сити в вопросе, касающемся продовольственных ресурсов. Вопреки пропаганде далекого прошлого, на одних только «богатейших» подачках Большого Кольца периферия цивилизованного мира не проживет.
Каждый в городе знал это простое правило. Все же был готов раскачивать лодку, пока вода не станет хлестать за борт, лишь бы потешиться дальнейшими пересудами. Давыдов не в первый
Осталось донести это до подчиненных, подумал Николай. Как раз в тот момент, когда Князевы отпустили фермеров восвояси и обступили начальника, как любили делать при ином случае. Они слышали последние слова старшины и точно так, как Камилла, вдохновились его уверенностью и стремлением любой ценой не допустить большего кровопролития.
Сколько ни казались близнецы простыми сельскими мордоворотами, которые думают скудно, а действуют исключительно на убой, Князевы были истинными патриотами родного края и обладали каким-никаким моральным компасом: пускай даже одним на двоих. Потому Василий Громов и избрал их для службы в полиции. Он не являлся непогрешимым – Давыдов убеждался не раз, – однако, вне всякого сомнения, умел лучше многих разбираться в людях.
23
Хорошо или плохо, но при всех обстоятельствах приезда Николая Давыдова в Борей-Сити, а также общей нелюдимости Князевых, создающей препятствия к тому, чтобы сойтись с ними, новоиспеченный начальник потратил немало времени, чтобы наловчиться отличать одного близнеца от другого. Идентичные внешне, Илья и Марк были братьями, на удивление похожими эмоционально – скорее всего, из-за того, что выросли в неблагополучной семье. Не имея примеров для подражания, среди которых каждый сумел бы выбрать приходящийся ему по душе, в итоге они были вынуждены воспитывать друг друга. Причем практически до той поры, пока не попали в поле зрения сердобольного начальника Громова.
Так или иначе, лишь по истечении нескольких недель наблюдений и неловких ошибок, выставлявших Николая на посмешище перед управлением, новый старшина стал запоминать кое-какие особенности близнецов. Так, скажем, Марк был в большей степени, нежели братец, человеком рационального склада ума. Он старался меньше выпивать и никогда не выходил из «Пионера» в бессознательном состоянии, всегда заранее планировал, что спросит на допросе, редко вынимал револьвер из кобуры, не подумав сначала о последствиях. Илья же, наоборот, казался импульсивной личностью в том, что касается принятия мелких решений, коих любой человек за день насчитывает десятками. Он предпочитал результат самому процессу, провал – трусости, а извинение – разрешению, прямо как в старинной поговорке.
Все это, однако, касалось по большей мере незначительных вещей и редко становилось поводом для глобальных разногласий между братьями. В серьезных делах Князевы неизменно принимали общее решение, всегда становились на одну сторону конфликта и, держась вместе, казались нерушимой извне силой. Несомненно, именно это Громов увидел в близнецах, когда брал на службу, и потому был спокоен за внутренний стержень управления, ведь он зиждился на Князевых и был совершенно несгибаем, когда дело начинало пахнуть жареным.
Схожим образом в свете последних событий решил поступить Николай Давыдов. Как обнаружилось тело Алека Ящинского, неспокойные для города времена стали не за горами, и именно братьев он посчитал непрошибаемой опорой, на которой следует воздвигнуть работу полиции над урегулированием конфликта.
У Николая, прямо скажем, не имелось права на ошибку. Недавняя судмедэкспертиза по делу Ящинского-младшего, отчеты которой первый помощник караулил сутки напролет, не дала новых зацепок. Все же каждый знакомый со слухами житель Борей-Сити был на все сто убежден в виновности семьи Акимовых. Складывалось впечатление, когда Давыдов и другие офицеры становились невольными слушателями публичных пересудов, что даже внезапная явка с повинной действительных авторов злодеяния не сумела бы переубедить разгоряченную предлетней духотой толпу. Более того – толпа словно и не хотела столь скучного исхода дела. Она дышала, жила ожиданием трагической, может, кровавой развязки истории, что способна стать поводом для разговоров на месяцы вперед.
В полицейском управлении, как нигде, осознавали, что жестокая жажда народа вполне способна удовлетвориться силами серьезно настроенных на ответ Ящинских. На следующее утро после случившегося Николай перевел Князевых с их полюбившихся постов на Тракте к городской больнице. Со дня на день из госпиталя должны были выписаться пострадавшие в пожаре Акимовы. По общему мнению, именно они могли стать потенциально легкой добычей для озлобленных и рвущихся к немедленному правосудию соседей.
После нескольких суток напряженного затишья город наконец тряхнуло в первый день лета. В пятницу, перед обедом.
Близнецы, по обычаю последнего времени, расположились возле входа в больницу. Не скрываясь особо, Марк караулил из машины, а братец засел парой построек вверх по дороге. Илья укрылся среди столиков выездной кофейни, и, хотя на пике буднего дня заведение вовсе не ломилось от посетителей, офицер не привлекал лишнего внимания.
Сама по себе улица, на которой расположился госпиталь, между тем гудела привычной полуденной занятостью шахтерского поселения. До края центральной площади отсюда идти было не больше пары кварталов, и фасад громадного – по меркам Борей-Сити – больничного комплекса выходил на широкий проспект, являющийся продолжением Фермерского тракта. С позиции Марка, припарковавшего полицейский автомобиль по другую сторону от больницы, дорога просматривалась на несколько домов в обоих направлениях. Обращая взор на юг, он видел теряющуюся в дымке вывеску «Пионера», очертания одного из бронзовых старателей, брата, отчаянно ищущего тенек, а также нервное копошение встречающих груз на ближайшем перекрестке работников овощного магазина. В северной же стороне улица убегала под откос, и, если бы погода позволила воздуху прочиститься ненадолго, со своего места Марк разглядел бы кварталы вплоть до Треугольника.
Однако пятничный полдень не благоволил законникам.
– Не спекся в тачке сидеть? – неожиданно раздался в салоне голос Ильи.
Звук донесся из кармана – всегда в патруле полицейские использовали коммуникаторы вместо раций. Заглядевшись на накрывающее север города марево, Марк невольно задумался о своем, потому прорезавшийся из ниоткуда голос брата застал его врасплох. Офицер, крепко выругавшись, огляделся и только затем ответил:
– Со скуки скорее помру, чем от жары, – сказал. – Каждый день одно и то же.
Илья на другом конце рассмеялся:
– Я предлагал махнуться…
– Что бы изменилось?
– Думаешь, босс ошибся, убрав нас с Тракта? – ответил тот вопросом на вопрос.
Внимательно наблюдая за выезжающей из двора госпиталя скорой, Марк не отзывался некоторое время, и можно было решить, он раздумывает над ответом. Хотя на деле, в отличие от брата, Марк недавно утвердился во мнении касательно ошибочности большинства решений Николая Давыдова.
– Здорово, что мы беспокоимся за всех и каждого, – сказал он уверенно; как не сказал бы в лицо старшине или первому помощнику. – Но сомневаюсь, что, когда пойдет веселье, мы окажемся в центре вечеринки. Смекаешь?