Последние ворота Тьмы
Шрифт:
– Значит, и оборотни, и волоты...
– Когда-то были такими же, как мы с тобой. Но они - искажения. Мутации. До определенного предела их терпят... но если леры во Вьянтаре не справятся с орками, - ОНИ им помогут.
– Снова Блуждающая Звезда?
– У НИХ есть множество способов. Знаешь, ОНИ не делятся со мной своими планами... Так что, если ты хочешь помочь оркам... лучше оставь эту затею.
– Или что?
– Плохо может быть. Понятно?
– И ты считаешь, что леры правы?
Охэйо задумчиво рассматривал ладонь.
– Они совсем мне не нравятся, но да. Если орки победят, - двадцать миллиардов человек попадут в рабство.
– Уничтожив всех орков?
– Да, хотя их около четырех миллиардов. Но теперь вопрос стоит так: или - или. Или четыре миллиарда, или двадцать. Две жизни дороже одной. Я не говорю о пяти. Просто.
– Просто? Это называется - просто?
– Это не я придумал, Лэйми. Война началась как раз из-за тебя. Впрочем, она бы всё равно началась, - месяцем или двумя позже. Леры должны благодарить тебя. Если бы не ты, - им бы пришлось куда хуже...
– Прекрати!
Охэйо продолжал разглядывать свои пальцы.
– Или - что? Никто не помешает ИМ прополоть свой сад. Ты тоже.
– А ты? Твоя брахмастра...
– О, это была бы история для легенды, - двое героев против сверхрасы, существующей более ста миллионов лет и населившей, - если я не ошибаюсь, - два миллиарда звезд. Ты знаешь, что такое "экса"?
– Гекса? Тысяча в шестой степени. Квинтиллион.
– ИХ примерно столько. Кого-то я, возможно, смогу уморить, но уж никак не всех. И мне не хочется, кстати.
– Я могу тебя заставить.
Охэйо повернулся к нему.
– Как? Начнешь с дыбы или сразу перейдешь к вырыванию ног? Будешь вытягивать сухожилия? Я, знаешь ли, не мазохист, как некоторые. Я не дамся.
– Убьешь меня?
Охэйо фыркнул.
– Почему рассуждения об общем благе у тебя постоянно приводят к этому слову? Ах да, традиция... Я, знаешь, тебя не держу. Хочешь - иди, пили головы, отдавайся на мусорных кучах, занимайся чем хочешь. Мне без тебя будет скучно... но не больше.
– Тогда зачем же ты вытащил меня?
– Ты мой друг. Даже если ТЫ этого не хочешь.
– На самом деле ты меня не выпустишь?
Охэйо улыбнулся.
– Нет. Раз ты не ценишь свою жизнь, кто-то же должен её ценить.
– Но ты не мой отец.
– Мне нравиться так поступать. Я ничего не могу с собой поделать. Да и не стоит, пожалуй...
– Что же ты хочешь делать?
– ОНИ многое рассказывают мне, но не отвечают на мои вопросы. А я должен знать. Это мир несовершенен. Это правда. Но можно создать более совершенный. Это тоже правда. Мне кажется, что именно для этого я и живу.
– Значит, тебе не всё равно?
Охэйо рассмеялся.
– Нет. Просто любое дело можно делать с умом, - а можно без ума. Я уже говорил тебе это... Можно положить свою жизнь, чтобы спасти то, что спасать незачем и нельзя. А можно отступить и начать всё сначала.
– Ты не умрешь от скромности.
– Я умру, растворившись во тьме. Не знаю только, когда.
Лэйми вздрогнул.
– Почему ты так думаешь?
– Потому, что есть сны, Лэйми. Я часто вижу это. Снова и снова. Думаю, это тебя утешит.
– Господи, Аннит, нет. Я...
– Лэйми потер ладонями лицо и вдруг сел у стены, сжавшись в комок.
– Прости меня. Я просто никак не могу забыть, как этот му... как Ууртай пытал меня. Думать о том, что ещё с кем-то поступают сейчас так же... или хуже, я не могу, это невыносимо...
Охэйо тоже
– Сильно мучили?
– Я...
– Лэйми яростно помотал головой, и с трудом заставил себя продолжать.
– Знаешь, когда тебя пытают, чтобы что-то узнать, это, наверно, не так мерзко. Тогда можно думать: "ну вот ещё секундочку потерплю и признаюсь". Тогда ты знаешь, что можешь всё прекратить, когда станет уж совсем невмоготу. А когда так... это страшно, Аннит. Ууртай довел меня до... ну, я плакал, я был готов на всё, лишь бы он не делал больно... а сейчас мне невыносимо стыдно. Хорошо, что с тобой такого не было...
– Со мной - не было, - медленно ответил Охэйо.
– Но, знаешь, в Хониаре у меня была подруга... Аттина... первая девушка, к которой я почувствовал... нам было всего по двенадцать лет, Лэйми, мы даже не успели понять, что с нами происходит. Её похитили ТЕ. Насиловали. Издевались. Это продолжалось два месяца. Всё это время я искал её. Я был... наверно, не в себе. Я совершенно не думал о том, что для ТЕХ мало разницы, - девочка или мальчик... и меня несколько раз чуть не поймали. А когда я её нашел... это было не то, что произошло с Мэнни, но близко, Лэйми. Близко. Она так и не оправилась до конца, - за все наши двести лет. Вот тогда я и объявил ТЕМ войну. Собрал всех, кого мог... и ТЕ, - почти все - провели эти двести лет в могилах, лишенные всего, но всё сознающие, - он помотал головой.
– Знаешь, те, кто говорят, что месть разрушает, прежде всего, мстящего, очень не правы. Тогда я понял, что не должен терпеть выродков только потому, что "у них своя правда". Я зарыл их в землю, - и мне стало хорошо. С этого-то всё и началось, собственно. Я понял, что мир МОЖНО изменить и улучшить, - если захотеть по-настоящему. Хотя мне, знаешь, тоже досталось. После того, что произошло с Аттиной, я считал, что чувственная любовь, - это жуткая гадость... хотя на самом-то деле мне дико хотелось... я чуть с ума не сошел от этого. Сошел бы, если бы не... Её звали Наулия. Мне было уже лет пятнадцать. Ей на год больше. Всё началось почти случайно. Мы дружили. Ходили друг к другу в гости. Болтали о всякой чуши. Потом я понял, что мне просто нравится на неё смотреть. Слушать её. Я очень хотел... но я не мог делать с ней то же, что и ТЕ. Потому что мне было... невыносимо стыдно. Я дико ненавидел себя... ты даже представить не можешь, до какой степени... а потом...
– Охэйо вдруг рассмеялся.
– Знаешь, девчонки на самом деле гораздо умнее парней. Она поняла, что со мной происходит, - а я и сам-то толком этого не знал, - и пришла ко мне. Потом она... Знаешь, как тут, под Зеркалом, - вроде бы темно, но всё видно... Короче, я увидел её всю. Её грудь, живот, изгибы бедер... говорят, что взгляд йин-йаур может обратить человека в камень... ну так вот, один её... вид то же сделал со мной. Потом она подошла ко мне и начала стаскивать... на мне и так-то было надето не много, а скоро и вовсе ничего не осталось. Это как в кошмаре, - с тобой делают то, чего ты больше смерти боишься... а помешать ты не можешь, потому что на самом-то деле... Потом...
– Охэйо улыбнулся и, встретившись глазами с другом, отвел взгляд. В гагатовой черноте его волос искрились нити радужных бус, - девушки Хониара дарили их тем, кто им особенно нравился. Лэйми поразило, что Охэйо до сих пор сохранил этот подарок... но в этом не было ничего удивительного.