Последнии? штрих
Шрифт:
– Оставьте нас, – бросил полковник полицейскому и вновь уставился на арестованного.
– С какого… – возмущённо начал опер, откидываясь на спинку стула.
– Мы забираем его. С твоим руководством согласовано, – грубо прервал его Ракитин.
Он рассматривал лицо сидящего в наручниках мужчины с наливающимся синяком на скуле, его перепачканные, в засохшей крови и грязи волосы, и никак не мог заставить себя успокоиться. Это зрелище должно было вызывать у него удовлетворение, но он чувствовал только беспокойную неуверенность, причины которой не мог себе объяснить, и это бесило.
– Ну здравствуй, Велихов, – ровным тоном проговорил он, когда за сотрудником уголовного розыска закрылась дверь.
Он произнёс это совершенно спокойно, и по отрешенному лицу невозможно было догадаться, что в его душе бушует ураган. Задержанный не удостоил вошедшего своим вниманием, продолжая пялиться в стену, только закинул ногу на ногу и положил сверху скованные руки. Ракитин развернулся, приоткрыл дверь и крикнул в коридор:
– Малышев! Зайди!
Оперуполномоченный вернулся в допросную и устремил на полковника вопросительный взгляд.
– Наручники сними! – приказал Ракитин.
Малышев недовольно дернул правым уголком рта, но спорить не стал. Молча снял с задержанного наручники, сунул их в задний карман джинсов и удалился.
– Ну что, Сергей, ты узнал меня? Поговорим?
Велихов пожевал губами, затем помассировал запястья рук и снова замер на стуле, тупо глядя перед собой.
– Понятно, – задумчиво протянул полковник.
Хотя он изо всех сил старался сохранять спокойствие, на самом деле все было непонятно, и самое главное – непонятно, как заставить этого человека говорить. Очень не хотелось раскрывать карты и предъявлять все козыри, но своим упёртым молчанием задержанный не оставлял ему другого выхода. Ракитин снял пальто, перекинул его через спинку стула, который освободил оперуполномоченный и, поддёрнув штанины, уселся.
– Ты ошибся, Сергей, – попытался он начать разговор. – Человек, которого ты застрелил, не имеет отношения к гибели твоей дочери.
Губы Велихова еле заметно дёрнулись, он поднял глаза на сидящего перед ним и сцепил руки в замок.
– Хочешь знать, почему? – прищурившись, поинтересовался полковник.
Велихов опять дернул губами, еле заметно разомкнул их и бросил:
– Ну?
Короткое слово прозвучало так тихо, что Ракитин скорее прочитал его по движению губ, чем расслышал.
– Потому что она жива!
Полковник, не отрываясь, смотрел на задержанного, ожидая увидеть бурную реакцию: радость, злость, грязные ругательства – но Велихов только прищурил правый глаз, поднял руку, поправил волосы на лбу и расслабленно откинулся на спинку стула. Несмотря на внешнюю безучастность, услышанное гранатой разорвалось в его душе, и в первые секунды он едва не сорвался с места в порыве охватившей его ярости. Нечто подобное он испытал, как только этот человек вошёл в допросную, однако сумел взять себя в руки и тогда, и сейчас. Понятно, что полковник не просто так появился здесь. Полицейские не могли за столь короткий срок установить его личность, тем более что при нём не было никаких документов, а его отпечатков пальцев нет ни в одной базе, кроме… Впрочем, и в базе ФСБ информация о нём доступна только очень ограниченному кругу лиц с самым высоким допуском секретности.
Задержав дыхание, Велихов напрягся и тянул время, пытаясь заставить Ракитина нервничать. Нервничать и допускать ошибки в игре, которую тот пытался затеять с ним. В том, что его арест часть какой-то игры спецслужб, он уверился с той секунды, как только увидел этого человека. И вот новая информация: дочь жива! Похоже, его просто развели. Заставили убить человека в белом плаще, крупного бизнесмена Самойлова, месяц назад совершившего ДТП, в котором погибли три человека. Тот смог выйти сухим из воды, суд снял с него все обвинения, и он продолжил жить обычной жизнью. Велихову не составило труда выследить этого человека и, как он считал, свершить правосудие. Именно ради этого он оставил размеренную спокойную жизнь в небольшом городке на юге Италии и отправился на родину.
Правосудие свершилось, только он, похоже, оказался игрушкой в руках Ракитина. Велихов не испытывал ни ненависти, ни желания расправиться с ним здесь и сейчас. Всё эти чувства он испытал много лет назад и со временем они переросли в привычное состояние, в уверенность, что он сможет привести в исполнение приговор, который вынес этому человека. В самом начале это было похоже на состояние приговорённого к смертной казни, исполнение которой отсрочили на много лет, заставляя постоянно находиться в высочайшем нервном напряжении, доходящем до последней грани, до предела возможностей человеческого организма. Или на затяжной прыжок, когда не раскрылся парашют и ты теряешь дух, постепенно впадая в тихое безумие. Затем жизнь берёт своё, ты неизбежно привыкаешь к ожиданию, свыкаешься с этой мыслью и по прошествии времени она теряет свою пугающую остроту.
– Ты слышал, что я сказал?! – нетерпеливо спросил Ракитин. – Она жива!
Велихов равнодушно дернул плечами, словно отгоняя надоедливого комара, и впервые за всё время допроса перевёл взгляд на лицо полковника.
– Кто?
– Твоя дочь!
– Ну и хорошо. Что дальше? – равнодушно поинтересовался арестованный.
– Дальше я забираю тебя отсюда и мы продолжим разговор в другом месте.
– Нам есть о чём говорить?
– Думаю, найдём тему. Например, о нашем прошлом.
Несмотря на то, что предмет разговора не был до конца обозначен, оба отлично понимали о чем речь.
Из самых глухих закоулков памяти Сергея выплыл полумрак обставленного антикварной мебелью просторного кабинета в роскошном особняке в предместье Парижа. Распростертое тело грузного мужчины в белой рубашке и чёрных брюках на полу. Обтянутая черной курткой согнутая спина человека, сидящего на корточках перед открытым сейфом в стене. Он перебирает папки, которые только что достал, резко поворачивает голову в сторону вошедшего Велихова и вновь углубляется в работу. Рядом стоит и заглядывает сидящему через плечо второй человек, в такой же куртке, с длинноствольным пистолетом в правой руке.
– Семью зачем? – глухо спрашивает Сергей.
Он только что вернулся в кабинет, обойдя дом и обнаружив в комнатах на втором этаже мёртвые тела женщины и двух девочек лет восьми – десяти. Стоящий на ногах медленно поворачивает к нему голову и небрежно двигает рукой с пистолетом. Конец глушителя описывает в воздухе круг и как бы невзначай замирает, направленный на Сергея.
– Какая разница? – кривится Ракитин. – Ты всё проверил?
Велихов коротко кивает головой, не сводя глаз с его лица.