Последний ангел
Шрифт:
— Я, заклинательница Бертана, клянусь тебе, заклинатель Колари, своей Силой, данной мне при рождении, что отпущу ангела Ниаса, при условии, что ты его вылечишь. Да будет так.
— Да будет так. — эхом откликнулся Корин, принимая клятву — Теперь забирай свою армию и уходи. Я сообщу тебе, когда он поправится.
Из узких зарешеченных стрельчатых окон били последние кровавые лучи заходящего светила. Сидя на широкой круглой постели, застеленной шкурой снежного барса, Зарина думала, что возможно, это последние солнечные лучи, которые она видит. Она больше всего на свете мечтала в последний раз увидеть Корина, услышать его звонкий заливистый смех. Сквозь пелену непроглядной тоски ей почему-то
Демонесса печально улыбнулась своим воспоминаниям, закрыла толстую книгу, в которой собственноручно описывала каждый миг, проведенный рядом с любимым и, потянувшись к тайнику в письменном столе, достала заветный пузырек с сильным ядом, способным отравить высшего демона.
Всего один глоток — и ей не придется выходить замуж за ненавистного Виара. Не нужно будет делить с ним постель, с отвращением вспоминая на утро каждый миг, проведенный с другим мужчиной. Зарина не хотела такой жизни, от которой ее саму будет тошнить. Решительно выдернув пробку, она одним махом проглотила содержимое пузырька и улеглась на пушистой шкуре. Но в комнату вошел отец и, увидев рядом с девушкой пустой флакончик, зарычал, яростно теребя ее за плечи:
— Дура!!! Что ты приняла?!!
— Быстродействующий… — прошептала юная демонесса.
Окружающий мир размылся в ее глазах, сужаясь до единственной точки: перекошенного яростью отцовского лица. «Как жаль, что это было не лицо Корина» — подумала она, проваливаясь во тьму.
Корин спал в кресле, возле Ниаса, которого зашивал почти полночи, и, проснувшись от легкого шороха, увидел, что Даниэс поставил рядом с ним журнальный столик, на котором исходил паром горячий крепкий кофе и яичница с беконом. Красные глаза демона мельком глянули на проснувшегося колдуна:
— Доброе утро. Я не знал, что ты предпочитаешь на завтрак, поэтому приготовил на собственное усмотрение.
У заклинателя приятно потеплело на сердце, кроме Зарины, о нем никто так не заботился. Колдун поймал хлопочущего мальчика за руку, и, видя на столике только одну порцию, спросил:
— А ты?
— Я уже позавтракал, пока ты спал. Ты же не сердишься, что я без спроса хозяйничаю в твоем доме?
— Нет. — покачал головой мужчина — Делай что хочешь.
Дани обошел стол со спящим на нем Ниасом и, сев на диван, задал вопрос:
— Кто это существо?
— Ангел. — ответил Корин, потянувшись к чашке с кофе, и со смехом заметил, как демон подпрыгнул на диване, услышав ответ — Что тебя удивило?
— Что меня удивило? — равнодушно пожал плечами взявший себя в руки демон — Да так, сущие мелочи. Я уже понял, что страшный и ужасный колдун на досуге занимается благотворительностью, но каким ветром сюда ангела занесло?
— Мы с ним уже давно знакомы. Кстати, характер у Ниаса скверный, так что не удивляйся его причудам.
— Можно задать вопрос? — Дани не смотрел на него, он с интересом разглядывал лицо спящего ангела.
— Задавай. — кивнул мужчина.
— Я слышал, как та женщина, которая принесла его сюда, назвала тебя Колари. Почему? Ты же вроде Корин?
— Подслушивал? — едва заметно помрачнел Корин.
— Нет. — мальчик отрицательно покачал златовласой головой — Просто у меня хороший слух, а вы громко говорили.
Колдун помолчал немного, словно решаясь, говорить или нет, затем протянул:
— Хорошо. Если тебе интересно, слушай. В те времена, когда я был совсем еще юным мальчишкой, меня звали Колари, и у меня был брат-близнец Маэрин. Мы были очень близки с ним, все делали вместе, даже работу делили на двоих. У нас было не только одно лицо, но и одна душа на двоих. Брат был смыслом моей жизни, кроме него мне было никого не надо, я понимал его даже без слов.
Но однажды мой мир разбился на осколки. Мы с братом попали в плен к Бездушным. Свое название клан носил не просто так, они были действительно бездушные чудовища. На протяжении месяца они резали Маэра по кусочкам и заставляли меня смотреть на это. Пытка заключалась вот в чем: замучивши до смерти одного, они бросали второму нож. Как правило, второй убивал себя. Но не я. После смерти брата, я обезумел. И когда передо мной, измученным моральной пыткой, положили кинжал, я убил своих охранников и сбежал. Через столетие я вернулся и жестоко отомстил. И, стоя на руинах кланового замка Бездушных, я взял себе новое имя, соединив свое прежнее и брата. Так я стал Корином.
— Как долго ты мстил?
— Достаточно. — печально улыбнулся колдун — Я мстил не только Бездушным, но и всему демонскому роду, убил столько народу, что даже пересчитать не получиться. Почти вся моя жизнь — месть.
Красные глаза демона в упор посмотрели на собеседника:
— А сейчас? Ты все еще зол на то, что сделали с твоим братом? Ты и сейчас мстишь?
— Посмотри на меня. — потребовал Корин, будто Даниэс сейчас занимался не этим — Да, я все еще зол, и вряд ли смогу это простить, тем более забыть. Есть такие вещи, которые при всем желании, ни простить, ни забыть невозможно. Но я уже слишком стар для того, чтобы продолжать мстить.
— Стариком тебя не назовешь.
— Я достаточно силен, чтобы прожить еще столько же, не постарев. Возможно, что и умру достаточно молодым на вид. Я заклинатель, и моя оболочка должна быть молодой и сильной, чтобы воевать, но к душе это не относится. К сожалению, во мне уже не осталось молодого огня, я насквозь пропитан кровью, и устал. Я стар.
Корин говорил все это спокойным будничным тоном, не глядя на демоненка, но все же посмотрел на собеседника, когда услышал характерные всхлипывания. Дани изо всех сил пытался удержать эмоции, тер глаза, но предательская слезинка все же стекла по щеке, задержавшись на остром подбородке.
— Даниэс? — осторожно позвал колдун — Что с тобой?
— Ничего. — паренек громко шмыгнул носом — Не смей даже подумать, что мне стало тебя жалко. Я демон, и не могу испытывать ничего подобного. У тебя пыльно, и что-то мне в глаз попало.
— Тогда сходи и вымой соринку водой. — снисходительно улыбнулся заклинатель.
— Обойдусь. — фыркнул мальчишка.
— А может, вы заткнетесь? — предложил Ниас.
Под тонкой подошвой высоких кожаных сапог еле слышно шуршаликуски упавшей с потолка побелки. Рука, обтянутая тонкой тканью беспалых перчаток до белизны в костяшках сжимала фонарик. Слабый луч искусственного светане справлялся с густым, словно сметана, мраком, выхватывая лишь размытые кусочки очертаний.