Последний атаман Ермака
Шрифт:
Но по дороге до Самары прошли беспомешно, ногаи откочевали на юг в теплые края, и вот уже близок конец долгого перехода — новый город на Волге!
Матвей Мещеряк со смешанным чувством радости — окончен переход с Яика к Волге, и тревоги — что-то ждет его и казаков в новом государевом городе? — всматривался вдаль. В версте от них на ровном месте копошилось несколько десятков людей около невысокого продолговатого сруба, а за ними, в полутора или двух верстах, четко виден залитый солнцем городок — частокол, высокая башня с плоским верхом, еще несколько бревенчатых башен по углам и в пряслах между угловыми башнями.
— Эва-а, — протяжно выговорил рядом
— Крепость Самара ставлена на конце рубежа царства, потому и работали людишки день да ночь, ставили башни и стены, старались быстро, — с долей обиды в голосе пояснял обстановку в городе литовский стрелецкий голова. — В зиму воевода с приказными людьми и стрельцы должны спать в теплой избе. А что сказал есаул про городские стены, так это когда смотреть издали. Подойдем ближе — сам увидишь, что даже коза через частокол не прыгнет. А воевода не грел живота на солнце, так правда.
— Ну и славненько, — кивнул головой Матвей, как бы одобряя самарского воеводу за расторопность в строительстве города. — Может статься, и мои казаки из новых, кто с семьями пристал, оставят семьи в теплых избах. Не везти же нам всех стариков и баб гуртом на терский рубеж. Бог весть, где придется зимовать, в избах ли, а может статься в наскоро вырытых землянках.
Симеон Кольцов согласно моргнул глазами несколько раз, сказал, что в Самарском городе теперь собрано много работного люда и строительного леса, так что за добрую плату можно срубить новый дом довольно быстро где-нибудь на посаде.
— Когда не скупится казак, будет ему в зиму новая изба с печкой, а до той поры можно взять угол у жителей в остроге, переждать сырое осеннее время и самый мороз.
— А что копают эти люди, Симеон, да так далеко от городских стен и башен? — поинтересовался Матвей, когда конники подъехали ближе. Десятка четыре мужиков рыли широкую канаву, насыпая землю в мешки: и высыпая ее потом наверху в широкий вал на внутренней к городу стороне.
— Повелел воевода князь Григорий копать глубокий ров между оврагами. Видишь, атаман, один овраг идет от Волги, другой от реки Самары, а здесь мало-мало саженей триста свободный проезд всаднику, — старательно подбирая слова, пояснял Симеон Кольцов, что князь Григорий решил соединить оба выгодных для обороны оврага глубоким рвом и поставить здесь дальнюю перед городом караульную заставу.
Для караульщиков избу срубили с малыми оконцами в сторону степи, чтобы через мосток над рвом никакой ногай не проскочил под пищальным огнем, а в других местах по следующему лету хочет воевода внутренние стены оврага обтесать заступами так, чтобы и пешему не враз было можно вскарабкаться, — воевода думает и здесь по оврагам частокол да башни ставить для лучшей обороны, да это не скоро будет, много лет надо такую работу делать!
Казаки вслед за стрельцами проехали по мостку бережно, приблизились к частоколу вокруг острога.
— Томилка, — обратился Матвей к есаулу, — оставь нашу худобу под городом, на этом выпасе. Не тащить же нам все мычащее да блеющее стадо к воеводе в кремль. Да сторожей казаков десять при нем, их будем подменять по очереди, чтоб могли обсушиться да пообедать. А там, глядишь, что-нибудь и придумаем с воеводой, где богатство в зиму разместить, чтоб от стужи не передохло. Ну, братцы, поехали в острог.
Миновав просторный выгон перед Самарой, приблизились к раскрытым воротам Городовой башни, коротая расположена на северной стороне крепости. Внутри острога видны были почти полностью отстроенный кремль, просторный дом воеводы, приказная изба, амбары для ратных и съестных припасов, возле одного из амбаров на крепких возах тяжело лежали медные пушки, которые, по замечанию Симеона Кольцова, на днях будут поднимать на раскатную башню, самую ближнюю в сторону степи.
— Да-а, с такой башни далеко можно ядрами палить, — отметил вслух Матвей. — Ногаям крепость одолеть будет непросто, ежели даже наш Кош-Яик с малым частоколом не отважились на копье приступом брать. — А про себя с тревогой подумал: «Ежели только хан Урус зимой с пешей ратью по льду не подступит к городку с большим огневым приметом и не спалит частокола! Но я оставил Богдану все лишние пищали и огневой припас, казаки должны отбиться!»
Узнав стрелецкого голову впереди конного отряда, стража Городовой башни не препятствовала им и с удивлением смотрела на пестро одетую конницу казаков — здесь и теплые бухарские халаты разной расцветки, и ногайские армяки с овчинной подкладкой, и русские суконные кафтаны.
— Откуда, служивые? — полюбопытствовал бородатый стрелец в красном кафтане и с бердышом в правой руке. На заросшем щекастом лице отразилось крайнее смущение, словно хотел да страшился допытаться, а не разбойное ли воинство вот так беспомешно впускает он в город? — И куда собрались таким скопом?
— Паки и паки, приехали в ваш кабак гуляки! — позубоскалил Ортюха Болдырев. — Аль отродясь не видывал степные перекати-поле? Стало быть, намедни старый черт пособирал шары колючие, приодел в кафтаны разномастные да и посадил н'a-конь! Нас ни пуля не берет, ни пика не колет — колючка она и есть колючка, что ей сделается! Только в огонь не пихай — загорится с треском, можешь и свою сивую бороду опалить!
Стрелец что-то проворчал в спину отъехавшему с улыбкой Ортюхи и сплюнул под ноги, бросив напарнику у другого края ворот:
— Воровские казаки, знать, на государеву службу явились! Ну, быть теперь в Самаре либо потешным, либо роковым делам! Говорят же, что крот в саду пакостит, а казак средь купеческих лавок промышляет! Этим гулящим на работу всегда рано, а в кабак — самая пора, лишь бы ногой шагнуть со двора!
В остроге — как на большом подворье, где одновременно хозяину рубят избу, амбары, скотные постройки. Будто бессчетная стая дятлов в сухом лесу, повсюду слышны стук топоров, повизгивание пил, надсадные с хрипотой уже крики работных, поднимавших бревна веревками на верхние венцы срубов. У колодцев со свежими сосновыми кладками их квадратных плах то и дело менялись то уставшие мужики, то взмокшие лошади — всем хотелось пить, хотя солнце уже скатилось за правый волжский берег, окрасило розовыми лучами и без того багряные леса на склонах Жигулевских гор.
— Надо же! — восхитился басом старец Еремей, сдвигая баранью шапку на затылок. — За лето столько изб успели срубить, а все стучат топорами! — Его конь ткнулся в круп атаманова коня. — Что встали? Завал из бревен, что ли? Альбо уперлись в дверь кабака?
— Казаки, гляньте-ка вон туда, вправо по улочке. Видите людей у просторной избы, где дюжина коней у коновязи? И не знакомы ли вам те самарские гости по наряду своему? — Матвей повернул вороного коня в ту сторону, куда указывал рукой, словно готов был изменить путь, отложив на время встречу с воеводой.