Последний автобус домой
Шрифт:
Мама порой удивляла дочь светлыми идеями. Старшие, кажется, и в самом деле знают что-то полезное…
Поправлялась Джой медленно, но через неделю смогла одолеть уже тарелку картофельного пюре с маслом и полную кружку молока. В награду за это ее выпустили в гостиную посмотреть на весеннее солнышко, радостно освещавшее вылезшие в саду крокусы.
Следующим рубежом для Эсмы был суп, а сочинение на тему ингредиентов стало подлинным искусством: окорочок, кабачок, чечевица и перловка, травы, приправы и овощи. Бульон был таким густым, что ложка стояла. Аромат заставил бы согрешить постящегося монаха, одна
Да, она была уверена, что голодна, но какая-то сила внутри ее не давала ей проглотить больше, чем несколько ложек. Эсме было очень трудно скрывать разочарование и раздражение, но ворчание не приносило никакой пользы. Организм Джой сопротивлялся, и об это разбивались все здравые доводы.
– Ну совсем чуть-чуть, прошу тебя! А потом попробуем выйти на свежий воздух, посмотрим первые цветы в нашем лесочке, – уговаривала внучку Эсма, зная, как любит Джой бродить по лесу. У нее уже не было сил думать, верно ли она действует. Но прогулка на свежем воздухе не повредила бы им обеим. Все старались быть терпеливыми, но она настояла на том, чтобы Сьюзан пока держалась подальше, позволив ей докопаться до причин этой истории. Молодежь делилась школьными новостями, рассказывала про танцы, но Джой жила словно в своем маленьком мирке. Да, возможно, прогулка придаст ей сил…
Должно быть, непросто одной растить девчушку. Ее-то муж, Редверс, столько помогал ей с детьми, и она благодарит Бога, что он был рядом, когда они потеряли маленького Тревиса. Сьюзан и Анна, конечно, поддерживают друг друга, но все равно то и дело ссорятся или ревниво сравнивают успехи девочек – каждая своей. Что ж, в их жизни и не могло сложиться иначе. Как жаль, что ни у той, ни у другой нет мужа. Но только не такого, как Гораций Мильбурн! Подозрительный он какой-то. Очень уж хрусткие стрелки у него на брюках и очень уж пышно он благоухает одеколоном.
За годы вдовства Эсма привыкла к своему одиночеству, когда вечером приходишь домой, закрываешь дверь – и понимаешь, что не с кем перемолвиться словом, обсудить прошедший день. С Джой в доме она хотя бы уже не одна. Эсма быстро сложила руки в молитве Всевышнему: «Господи, помоги мне найти верные слова. Я перебрала все, что могла».
Немного погодя они вышли пройтись. Балахонистый свитер и клетчатые бриджи, мешком повисшие на костлявых бедрах, придавали Джой вид беженки. Они пошли по тропинке сбоку от дома, в сторону аллеи, где над их головами смыкались дубы и березы. Вокруг щебетали птицы, вспархивая при их приближении.
– Я когда-нибудь рассказывала тебе о моей подруге Алисе Чедвик? – спросила Эсма, помолчав. Джой покачала головой. Они шли черепашьим шагом, быстрее Джой не могла. Эсма никогда не думала, что ей доведется увидеть подростка, который идет медленней, чем она.
– Увидев тебя, я сразу вспомнила время, когда мы попали в тюрьму, – продолжала она и заметила, что Джой остановилась перевести дыхание и ошарашенно смотрит на нее во все глаза.
– Ты сидела в тюрьме?! Когда это?
Эсма удовлетворенно кивнула: удалось зацепить!
– Я была чуть постарше тебя, в тюрьме мы провели ночь или две.
– Но за что? – допытывалась Джой, сгорая от нетерпеливого любопытства.
– Нас арестовали в Болтоне, во время восстания, когда Уинстон Черчилль приезжал с предвыборными выступлениями. Мы запрыгнули на его машину, вот нас и сцапали. Ну и оторвой же я была тогда! Мы, женщины, хотели право голоса, и все местные группировки объединились вроде как для потехи… Среди них была я, и Алиса из Гримблтона, и молодая жена викария, Мейбл Олленшоу, и вот тут-то и случился весь этот переполох. Нас перевязали бело-зелено-красными лентами в знак того, что мы – последовательницы сестер Панкхёрст [24] . Ну и народу тогда взбунтовалось! Самые разные люди… И был суд. А потом нас отвезли в Престонскую тюрьму и заставили переодеться в робы и тюремные шапочки… Вот тогда-то у нас и раскрылись глаза, скажу я тебе! По правде говоря, я страшно обрадовалась, когда папа внес залог и меня отпустили… А вот Алиса осталась и устроила голодовку – она и остальные суфражистки. Вот где подлинная борьба за права!
24
Сестры Эммелина, Сильвия и Кристабель Панкхёрст – британские суфражистки, активные деятельницы феминистского движения.
– У тебя были потом неприятности? – все с тем же живым интересом спросила Джой.
– Только выволочка от папы! Он сказал, что ни одна его дочь никогда не будет голодать и напоминать своим видом чахоточную. Это будет дурно сказываться на его бизнесе, а если я хочу бороться за право женщин участвовать в выборах, сначала я должна доказать, что я не хуже любого мужчины, и далее идти положенным путем… Алиса же была сиротой, жила с теткой, такой же ярой феминисткой. Когда они вышли из тюрьмы после голодовки, вид у них был точно как у тебя сейчас… кожа да кости… к тому же обе страшно кашляли. Меня это так потрясло, что я разрыдалась – Алиса была так слаба, что не могла даже глотать. И ее силком кормили через зонд.
– Но это жестоко! – возмутилась Джой.
– Это и вполовину не так ужасно, как наблюдать за тем, как твоя кровиночка морит себя голодом вообще без причины! Алиса страдала за свои принципы, и я восхищалась ею за это… А вот почему не ешь ты – этого я понять не могу! Ее здоровье в результате было подорвано, и когда после мировой войны прокатилась испанка, ее унесло одной из первых. Она так и не дожила до одна тысяча двадцать восьмого года и не увидела, как все мы получили право голосовать.
– А что еще ты творила, борясь за свои права? – спросила Джой, мягко меняя тему, но ее лицо скривилось, выдавая какую-то внутреннюю борьбу.
– Да то одно, то другое: большей частью мы занимались сбором средств, выступали в Лондоне на демонстрациях, несли плакаты с лозунгами. Мы выезжали на рассвете, был даже специальный рейс, целый день горланили на улицах, а потом возвращались домой. Алиса уже не могла с нами ходить, приходилось брать для нее плетеное кресло. Она совсем лишилась здоровья, но с тобой этого не произойдет, слышишь меня? Я хочу, чтобы ты вышла замуж, нарожала детишек и была счастлива. И как же ты собираешься это сделать в таком-то состоянии? У тебя силенок не хватит.
Джой ничего не ответила, но после прогулки впихнула в себя чашку чая и диетический кекс.
Потом вдруг пришла Лили и принесла полузаконченный коврик, который вязала из лоскутков. Она решила, что хватит валяться. Если этот малыш намерен удержаться в ее животе, то пусть прилагает усилия.
Они все уселись у камина и принялись разрезать ткань на ленточки, которые потом продевались в канву. Занятие это не требовало размышлений. Джой передавала им тряпочки и наблюдала, как они работают.