Последний барьер. Путешествие Суфия
Шрифт:
— Есть ли какие-нибудь книги, которые я должен прочитать? — спросил я.
— Конечно, нет, — ответил он. — Ты читал годами, и куда это привело тебя? Твоя голова забита массой идей и концепций, и ты стремишься к опыту, который на пути приобрели другие. Прежде чем твоя истинная природа будет понята, все эти идеи и концепции должны исчезнуть. Никаких букв. Единственная книга — это рукопись природы, урок самой жизни. Живи страстно! Кто сказал, что этот путь должен быть настолько серьезен, что на нем не найдется места радости? Это наиболее захватывающее приключение из возможных, и им следует наслаждаться. Радость это движущая сила знания, знания, что Господь безупречен и выше всяких сравнений. Ты помнишь, как я однажды спросил тебя, почему ты вегетарианец, и сказал тебе, что я ем мясо потому, что я знаю, что Господь безупречен? — он улыбнулся мне, и в его глазах блеснула искорка, которая заставила
— Я знал, какие вопросы и мысли будут у тебя, но я никогда не просил тебя думать, как я. Мы всегда ели вместе ту пищу, которую ты считал нужной для себя. Но теперь наступает время, когда тебе необходимо будет понять, что существует Единое Абсолютное Существо, из которого все происходит, поэтому мы не можем отделять что-либо от этого Единого Существа. Все в этой вселенной безупречно и подчинено порядку. И то, что животные даются нам в качестве пищи, чтобы мы могли жить, — часть нашей жизни. Это часть искупительного процесса. Только через человечество может произойти искупление. Этот процесс алхимический, и мы просто трансформируем тонкие энергии. Величайший учитель Мевлана Джелал-леддин Руми сказал: «Я умер как минерал, чтобы стать растением, я умер как растение, чтобы стать животным, я умер как животное, чтобы стать человеком. Я умру как человек и вознесусь в ангельскую форму. Почему тогда я должен бояться умереть?» Кем здесь является это «Я»? Это не великое Я, первое Я? Подумай над этим сегодня. Внутри тебя заключено все, что когда-либо было, и все, что когда-либо будет, все прошлые времена, все различные царства. Ты считаешь, что животный мир как-то отличается? Посмотри на животное. Оно ест траву, а трава уже вобрала в себя минералы земли, солнечный свет и другие энергии космоса. Таким образом, поедая траву, животное приняло в себя и царство минералов, и царство растений. Есть только Единое Абсолютное Существо. Это означает, что мы должны принимать на себя ответственность за то, как мы дышим. Запомни это и знай, что независимо от того, ешь ли ты мясо или нет, каждый раз, когда ты вдыхаешь, ты получаешь элементы, содержащиеся в животном мире. Даже когда ты дышишь'Сейчас, ты вдыхаешь и воздух, который выдохнул я; когда ты был вегетарианцем, ты вдыхал элементы мяса, которое ел я, трансформировавшиеся во мне. Ты знал об этом?
Как я уже сказал тебе утром, секрет жизни заключается в дыхании. Посредством правильного использования дыхания можно трансформировать все, и это наш долг и наша обязанность по рождению стать осознающими преобразователями.
Я расскажу тебе о том, как это действует. Однажды ко мне пришла молодая женщина, которая много путешествовала по Индии. В течение целого года она ела только апельсины. Это правда — апельсины и ничего больше. Женщина была необычайно сильна, она могла нести на спине тяжелый груз. По логике вещей, она должна была бы быть полностью истощена, но на самом деле она была здорова как никогда. Она пришла ко мне, потому что узнала, что я мог бы представить ее определенным людям на Ближнем Востоке. Я пригласил ее на ланч, не зная о ее привычках в еде. И хотя она была очень вежлива, она пришла в ужас от того, что мы ели. За столом было четырнадцать человек, и я приготовил утку, запеченную в духовке, с Кюрасао и ликером Гранд Мар-ниер. Кто-то принес прекрасный кларет, и мы закончили трапезу шампанским и лимонным суфле. Она извинилась, и, сказав, что находится на специальной диете, вынула из сумки апельсин, который съела очень медленно. Как ни восхитительно это выглядело, но в своем ужасе от нашей кухни она не могла слушать то, что я говорил. Во время разговора я назвал для группы пару имен и адресов, зная, что это было именно то, зачем она пришла. Она не слышала, поскольку была поглощена идеей о том, каким должен быть духовный учитель, что он должен есть и так далее. Она ушла весьма разочарованной, более, того, сердитой на нас.
Внутренний секрет этой истории в следующем: в Индии у нее был учитель, у которого она училась долгое время. Он был аскетом и научил ее диете, которой она и следовала. Но важнее диеты было дыхание, которое она изучала у него. Посредством правильного использования дыхания она могла получить все, в чем нуждалась. Она не знала об этом, но с дыханием получала все необходимое из разных царств — «Я умер как минерал, чтобы стать растением...» Ты понимаешь?
Он ждал молча. Я открыл рот, чтобы задать другой вопрос, но теперь я стал опасаться.
— Я вижу, что вопрос, который ты хочешь задать, идет от сердца, поэтому постараюсь как можно лучше ответить.
— Я хотел спросить, тогда почему же, если возможно получать все необходимое, питаясь апельсинами и правильно дыша, ты до сих пор ешь мясо?
Вопрос показался ему невероятно смешным, потому что он откинулся на диван и начал смеяться, его тело сотрясалось, и он продолжал смеяться, пока слезы не потекли у него по лицу.
— О, западные люди, — сказал он. — Почему ты не можешь понять? Я ем мясо, потому что мне нравится есть мясо.
Встреча была окончена. Он вышел из комнаты, не сказав ни слова, и скрылся в другой, меньшей комнате, которая была отделена от той, где мы сидели, ковром, повешенным в дверном проеме. Я подождал немного и затем направился через двор к себе в комнату. Я решил провести остаток дня на берегу. Мы должны были встретиться с Хамидом на закате около греческого амфитеатра, так что у меня было еще много времени, чтобы попытаться усвоить то, что я услышал.
Так много произошло с момента моего приезда двумя днями раньше, что я почти забыл красивую женщину, которая присоединилась к нам за ужином. Она вышла из своей комнаты. Она держала руки впереди себя, точно так же, как и предыдущим вечером, голубая шерсть опять запуталась и закрутилась вокруг запястий. Я был смущен вторжением в ее мир, и в то же время мне было невыносимо грустно. Она шла ко мне, не глядя на меня, ее голова была слегка наклонена, а ее руки и пальцы направлены мне прямо в грудь. Она так была поглощена этим, что я испуганно отпрянул. Я чувствовал, что она пыталась завладеть мной, но все еще не мог оторвать взгляда от рук, протянутых ко мне. Ее ладони были сложены, как в молитве, а спутанная голубая шерсть свисала до талии.
Когда она была уже в двух или трех футах от меня, она подняла голову и взглянула мне в глаза. Стараясь не отводить глаз от нее, я подошел и осторожно убрал шерсть с ее рук. Когда я убрал последние нити, она улыбнулась, глядя перед собой на свои руки как будто впервые. Шерсть соскользнула на землю. Я наклонился, чтобы поднять ее. Как только я сделал это, она закричала и продолжала кричать, плача от боли. Она упала на колени, опять схватив в руки шерсть.
Когда я бросился к ней на помощь, появился Хамид, спешивший через двор. Он отодвинул меня в сторону и наклонился, положив свои руки на ее. Крик немедленно прекратился, и когда она взглянула не него, она была похожа на совсем юную девушку. Он взял ее за руки и помог подняться, показывая мне, чтобы я поднял шерсть. Когда я поднялся, чтобы отдать ей моток, Хамид забрал его, наклонился и поцеловал ее, а затем отдал ей моток. Потом он обнял ее и увел в дом.
Я медленно прошел за ними по двору и поднялся к себе в комнату. Кто эта молодая женщина? Я никогда не слышал, чтобы она разговаривала, — возможно, она не могла. То сострадание, с которым он обращался с ней, та чрезвычайная нежность, которую он продемонстрировал, когда вел ее в дом, заставляли меня думать, что, возможно, это была его дочь. Но время задавать вопросы еще не пришло, и я знал, что лучше не спрашивать о вещах, которые прямо не касались меня.
Так много произошло с тех пор, как я приехал в Сиде, что я был уверен, что не усвоил и крупицы из данного мне. Я пытался припомнить, не говорил ли Хамид в Англии что-нибудь о тех вещах, которые мы обсуждали сегодня утром. Фраза, которую я однажды слышал от него за ужином в Лондоне, промелькнула в моем мозгу: «Человек — это преобразователь тонких энергий. "Работа", которая является нашей работой на земле, заключается в искусстве переводить точку, не имеющую измерения, в измерение для взаимного сохранения планеты...»
Я не мог вспомнить, в каком контексте была сказана фраза, возникшая в моем мозгу, но в тот вечер я покинул его дом, гадая, чем была «точка, не имеющая измерения», и кто или что составляло «Работу».
Перед закатом по берегу я дошел до того места, где я должен был встретиться с Хамидом, чтобы посмотреть, как садится солнце. Вокруг не было ни души; не считая трех рыбаков, чинивших свои сети около кафе, я был один. Я не видел Хамида со времени ланча, и из комнаты на первом этаже не доносилось ни звука. Должно быть, девушка до сих пор была с Хамидом.
Я прождал на скалах долгое время, но никто не пришел. Было уже совсем темно, когда я решил вернуться домой, чтобы посмотреть, что случилось. В окнах горел свет, и я слышал грохот посуды на кухне. Я постучался и вошел. Хамид никак не объяснил, почему не пришел, а я не спросил. Он знаком пригласил меня сесть, и поставил передо мной блюдо с черными оливками, немного белого сыра и стакан вина.
— Ешь, — сказал он, — ужин будет немного позже.
Я наблюдал, как он режет овощи около плиты, поражаясь, сколько силы было в каждом его движении. В Лондоне я видел то же самое. Он никогда не разговаривал, готовя еду, потому что, как он говорил, это священное действие, и оно требует делать все осознанно и с уважением: «Будь благодарен за все, что дает тебе жизнь, — говорил он, — и делай себе хорошую пищу для Господа».