Последний барьер. Путешествие Суфия
Шрифт:
На минуту воцарилось молчание. Волны бились о скалы, и с площади до меня доносился лай собаки. В этом молчании было заключено спокойствие — и страстное желание. Я как никогда хотел, чтобы умерло все, что находилось в моем изолированном и эгоистичном мозгу, чтобы я мог превратиться во что-то истинное, в знание. Я хотел иметь возможность вернуться к повседневной жизни с рассказом о реальном мире, с чем-то, что могло бы помочь людям.
Хамид внимательно смотрел на меня. Мне нечего было сказать, но он выглядел довольным.
— Хорошо, — сказал он. — Сейчас ты приобрел малую часть знания. Хотя на самом деле малая часть знания это опасная вещь, поскольку она делает тебя настолько уязвимым, что тебя можно легко смахнуть с пути. В стремлении познать свою истинную природу можно быть открытым или открыться самому тому
Когда ты со мной, и мы открыты и работаем вместе — это прекрасно; но когда это не так, то ты должен хорошо питаться, хорошо спать и хорошо заниматься любовью. — Он искоса посмотрел на меня, и я понял, что он говорил мне что-то, чего я не смог услышать. — Когда ты приходишь посидеть со мной, приготовься и будь открытым для всего, что будет дано тебе. В остальное время гуляй и наслаждайся солнцем и свежим воздухом. Не задумывайся над этим, если я не выдам тебе точных наставлений.
Я расскажу тебе еще одну историю. В Лондоне живет прекрасный учитель. У нее есть ресторан и большую часть времени она проводит там, но лишь немногие знают, кто она и какими знаниями владеет. Однажды я слышал, как она сказала одному молодому человеку, который также был моим учеником: «О, послушай меня, друг. Движение в Лондоне просто ужасное. На дорогах слишком много машин, люди злы и невежливы друг с другом. Машины едут и сталкиваются, случаются разнообразные неприятности. И теперь, когда ты приобрел немного, совсем немного знаний, ты должен научиться водить свою машину. Я — я очень хороший водитель. Я управляю своей машиной. Я не сталкиваюсь с машинами других людей, даже если они сталкиваются друг с другом. Я управляю своей машиной и наблюдаю, поэтому я делаю верные маневры. Запомни, сейчас ужасное движение во всем мире. Ты должен научиться быть хорошим водителем, когда ты находишься на дороге.
— Ты думаешь, что она говорила только об автомобилях? — спросил Хамид. — Нет, она говорила о движении в невидимом мире, которое сейчас увеличивается. Оно увеличивается, потому что оно агрессивное и его не признают. Так и люди, не зная о природе вещей, оказываются идущими по дороге, и прежде чем они восстановят контроль над ситуацией, происходит авария, и только чудом они оказываются невредимыми. Слушай, что я скажу, и молись, чтобы понять, а потом запомни, что понял.
С этим он поднялся, потянулся и, к моему изумлению, громко рыгнул. Я понял, что урок был окончен.
— Сейчас время для ланча, а тебе пора еще и отдохнуть. Мы выпьем немного ракии, а потом, возможно, полежим на берегу. Ты когда-нибудь пил ракию?
— Нет, — ответил я. — Я даже не знаю, что это.
— Тогда тебя ожидает сюрприз. — Его глаза сверкнули, и он немного протанцевал по ковру, кружась с вытянутыми руками. При этом он раскачивал руками, и его пальцы двигались как у индийского храмового танцовщика.
— Здесь танцуют только мужчины, — сказал он. — Когда-нибудь мы станцуем вместе. Но, поскольку ты англичанин до мозга костей, у тебя могут возникнуть неправильные мысли! — Он громко рассмеялся и, все еще пританцовывая, обнял меня. — Не волнуйся, — сказал он мне. — Тебе еще многому надо научиться, и танцы пойдут тебе на пользу. Я постараюсь пригласить цыган из соседней деревни. Ах! Какую музыку они играют! Мы будем есть только пойманную рыбу, и я познакомлю тебя с моим другом Мустафой. Он влюблен, а когда он влюблен, то он поет как ангел. Ну да. У нас будет вечеринка, и как повернутся планеты, так повернемся и мы. А ты, мой друг, научишься быть мужчиной и вести себя как мужчина.
— Я должен спросить тебя об одной вещи, — я долго раздумывал, прежде чем задать этот вопрос. — Пожалуйста, скажи мне, кто эта девушка в комнате в нижнем этаже ?
Он резко обернулся и посмотрел мне в лицо.
— Я же сказал тебе, — закричал он, — что ты не можешь задавать вопросы, пока не придет время, и тебе не дадут разрешения. Когда наступит нужный момент, ты получишь все, что тебе нужно знать. Это мое последнее предупреждение. Не спрашивай о вещах, которые тебя не касаются!
Я последовал за ним в кафе на площади. Он шел быстро, не глядя по сторонам, и я не знал, нужно ли было мне идти за ним или нет. Я шел в нескольких шагах позади него. Когда мы вошли в кафе, хозяин бросился, чтобы поприветствовать его, но Хамид отодвинул его в сторону. Он сел за столик с видом на рыбачьи лодки и громко приказал принести ему бутылку ракии. Я стоял на пороге открытой террасы до тех пор, пока он не приказал принести еще один стакан и жестом велел мне сесть напротив него. На дно каждого стакана он налил бесцветную жидкость, а затем до краев заполнил их водой. Жидкость приобрела молочный оттенок, напоминавший абсент. Он молча поднял свой стакан, коснулся им моего и выпил все одним глотком, показав, что я должен сделать то же самое. Я сделал большой глоток. Это было ужасно! Напиток обжег мое горло, мурашки побежали у меня вверх и вниз по спине, язык свернулся в трубочку. Я пытался улыбнуться ему, но моя челюсть застыла в положении, как будто я только что покинул зубного врача. Хамид уже вновь наполнил мой стакан.
— Выпей, — скомандовал он, — но теперь одним глотком.
И что это за духовное обучение? Одним судорожным глотком я осушил содержимое стакана.
Когда я вновь смог дышать, я посмотрел на него. Он уже налил себе второй стакан и разговаривал по-турецки с официантом. Не поворачиваясь, чтобы взглянуть на меня, он плеснул в мой стакан еще, наполнил его водой и продолжал разговаривать. Я осторожно отхлебнул, вкус напитка вызывал во мне отвращение, но я не хотел обидеть Хамида, который, казалось, получал огромное удовольствие. Напиток оказал на меня странное действие. Видимый мир становился все более плоским в двух направлениях, пока наконец я не понял, что, должно быть, совершенно пьян.
— Что с тобой? — спросил он резко. — Ты не умеешь пить! И это ты — англичанин? Алкоголь в умеренных дозах не вреден. Но ты выпил слишком много на пустой желудок. Это глупо.
— Но это ты наливал мне!
— И что с того? Разве у тебя не было выбора, пить или не пить? У тебя был выбор, но ты пошел напролом и выпил то, что было непривычно для тебя, и теперь ты совсем пьян. Не глупо ли это? Ты должен научиться быть проницательным и, если нужно, не подчиняться. А теперь иди и выбери на кухне то, что ты будешь есть. Я уже сделал свой заказ.
Я вдруг очень рассердился. Это была просто манипуляция. Он поставил меня в положение, из которого я не мог вывернуться, и теперь обвиняет меня в глупости. В какую игру он играет? В Лондоне он говорил, что нехорошо пить больше, чем немного вина за ужином, а здесь он набирается этого омерзительного на вкус напитка и велит мне делать то же самое. В самом деле, он велел мне сделать это...
От алкоголя меня штормило, а кроме того, он высвободил во мне столько злости, о которой до этого я и не подозревал. В кухне, куда я пришел, чтобы из больших дымившихся кастрюль выбрать себе то, что хотелось, я начал кричать на официанта, вертевшегося около меня с блокнотом, объясняя по-английски, что я не знаю, чего я хочу, и что мне все равно и что я хотел бы снова оказаться в Лондоне, где все происходило иначе.
Не понимая, что я говорю, он терпеливо улыбался мне, и когда я, наконец, показал на какие-то блюда, он все записал и проводил меня к столу.
— Ну хорошо, — вновь начал Хамид. — Какой урок ты извлек из всего этого? Если ты выпьешь еще, то, возможно, ты сможешь видеть более ясно.
Он налил еще раз в мой стакан и протянул мне его. Я выпил на этот раз даже не поморщившись. Я едва ли что-то чувствовал и был на грани того, чтобы распоясаться окончательно и начать кричать на него, на официанта, на ресторан. Все стало кружиться вокруг меня и неожиданно я почувствовал, что пришло время танцевать.