Последний бой - он трудный самый
Шрифт:
Даже молодежь, она тоже. «Абер, Бефелль!». «Но, Приказ!!!» — так они объясняют свою покорность.
Выбросили белый флаг из собора, значит, сдаются. Флаг какой-то бесформенный, на нем поблескивают позументы. Подойдя ближе, мы поняли: это разодранное белое духовное одеяние — риза, или сутана... Ну что ж, мы не формалисты, примем и такую капитуляцию!
Когда я подъехал, автоматчики уже выводили пленных фашистов. К моему удивлению, довольно большой гарнизон, оборонявший собор, составляли почему-то офицеры и младшие командиры в авиационной форме.
Впереди летчиков вышел худой невысокий майор. Он еще не сдал оружие, и автомат на ремне свисал с его жилистой шеи. Он со страхом смотрел на Пайзанского. Дрожали его побелевшие губы, подергивались подстриженные «под фюрера» усики; на груди, выше орденских планок, блестели «дубовые листья» — высшая награда гитлеровской Германии, а ниже планок тоже блестел значок нацистской партии; не успел снять!
В высоко поднятых руках немцев поблескивали автоматы.
Уже на улице пленные бросали в кучу и личное оружие и пулеметы «МГ». Они спешили построиться в колонну.
Давно я заметил, что немцы, взятые в плен, почему-то выстраиваются в колонну по пять. Когда мы уже оказались в Германии и стали освобождать лагеря военнопленных, стало понятно, в чем дело: немцы привыкли строить так пленных. По пять. Пятерками легче считать!
Сами попадая в плен, фашистские вояки педантично выполняли ими же установленное правило.
— В чем дело, почему здесь летчики? — спрашиваю майора на ломаном немецком языке.
— Яволь! — Немец щелкнул каблуками. — Герр обертс! Здесь, недалеко, — майор указал огромным подбородком вдоль Вильгельм-штрассе, — есть министерство авиации! Всех летчиков бросили в бой...
— Где же вам лучше, на земле или в воздухе?
— О! Господин офицер шутит? Мы боевые летчики! Но что мы можем сделать? — Веко майора задергалось.
— И много летчиков воюет сейчас на земле?
— Яволь! Много. Не только летчики. Вы еще и моряков встретите.
— Морскую пехоту?
— Нет! Гардемаринов и подводников! На самолетах доставили! Двадцать седьмого апреля! На рассвете! С Балтики! Около тысячи человек! Я видел!.. Господин полковник, сейчас в Берлине все немцы, кто может носить оружие, — в бою! Фюрер приказал эсэс вешать офицеров, которые в бою проявили слабость духа!
— Каких офицеров?
— Господин полковник! Посмотрите за собором!
Мы прошли за угол. В церковном скверике на деревьях — трое повешенных в полной военной форме: лысоватый подполковник-артиллерист, молодой лейтенант в черной танковой форме и унтер-офицер. Красный телефонный кабель врезался в шеи казненных. На груди каждого картонка с надписью: «Так будет со всеми, кто предает фюрера».
Такого я еще не видал.
Мы знали, что дисциплина в немецкой армии очень суровая. Смертная казнь за тяжкие воинские преступления — дезертирство, трусость, невыполнение боевого приказа — была в порядке вещей. Но вешать офицеров в полной форме, со знаками различия и наградами?!
В немецкой армии испокон веков всячески поднимали авторитет офицерского звания. Значит, пошли уже и на такие меры?..
— Кто это сделал?
— Часа два тому назад, господин полковник, их казнили по приказу рейхсминистра доктора Иозефа Геббельса! Доктор Геббельс — комиссар обороны Берлина! Вы, конечно, знаете об этом, господин полковник!
Впервые об этом слышу: у фашистов в обиходе «фюреры», «лейтеры». Но «комиссар»?.. Впрочем, молчу, а майор продолжает рассказ:
— Когда ваши танки прорвались к Ландвер-каналу, господин комиссар Геббельс объявил центр Берлина, участок «Зет» — все, что находится между каналом и Шпрее, — «Цитаделью». И у нас всех взяли клятву: не пропустить русских через канал! Драться до последнего! Удержаться любой ценой! До подхода 12-й армии генерала Венка! Нам оказали: эта армия уже идет к Берлину от Визенбурга. И еще: 3-я танковая армия!
— Кто вас информировал, майор? Неужели сам Геббельс?
— Так точно, господин полковник! — Немец пристально смотрит на мои полевые погоны, на танковую эмблему. Намеренно поднимает меня в ранге до полковника?! Небось, думает, что танкистам некогда возиться с пленными...
— Приезжал сюда сам?
— Дважды! Первый раз вчера, ставил задачу командиру нашего подучастка! — Майор почтительно кивает в сторону повешенного подполковника. — Оборонять Ландвер-канал!
— Сам Геббельс ставил боевую задачу?
— Сам. Говорят, фюрер тоже был на переднем крае. У гитлерюгенд.
— И сегодня был Геббельс?
— Совсем недавно! Когда ваши танки, — майор щелкает каблуками, — когда ваши танки овладели мостом и вступили на Белле-Аллиансе-плац. Геббельс приехал с эсэсовцами, с бригаденфюрером Монке. С ним были генерал Кребс — начальник генштаба — и командир корпуса генерал Вейдлинг. Геббельс приказал повесить подполковника и лейтенанта, оборонявшего Бендлерский мост. И унтер-офицера...
— За невыполнение приказа?
— Я-яво-олль! Их схватили эсэсовцы и тут же вздернули. Кабель с петлями у эсэс был с собой.
— При Геббельсе вешали?
— Так точно. Он посмотрел, как дергаются в петлях повешенные, показал на них пальцем и приказал нам: «Немедленно сбросить русских в канал! Не выполните — будете висеть рядом с ними!»
— Так почему вы не сбросили нас в Ландвер?
— Господин полковник! Не успели. Раздался ужасный грохот «катюш», и доктор Геббельс со свитой немедленно уехал! На броневиках! И вот...
— И вот, майор, вы тоже не выполнили приказ.
— Ваши солдаты выкурили нас газами. Это нарушение Женевской конвенции...
— Какие же это газы? Обычные дымовые шашки. У вас кто-либо них погиб, майор?
— Да, но... Нам показалось... — Лицо немца вытянулось.
Мимо собора, рыча, проползают наши танки. Они обдают всех вас жаром, кирпичной пылью и запахом отработанного газойля.
— Пайзанский, вы довольны своей работой? Сильно повредили собор изнутри?
— А вы зайдите, товарищ гвардии подполковник.