Последний бой - он трудный самый
Шрифт:
— Так наши Берлин окружили. Сами управимся! — ворчит заряжающий, старшина Николашин.
— В прошлом году ты не так говорил.
— В про-ошлом году-у! Это насчет второго фронта?.. Так им и надо было открыть его на год раньше! Я бы не возражал...
— А теперь возражаешь?
Мимо нас проходит танковый взвод моего земляка старшего лейтенанта Мажуги.
— Как дела, земляк? Як справы? — спрашиваю по-белорусски.
Мажуга весело козыряет и что-то кричит в ответ, но слов из-за лязга гусениц не слышно. Демонстрирует поднятый большой палец: во!..
Я рукой показываю
Добрый хлопец — старший лейтенант Мажуга. Еще перед штурмом Зееловских высот мы с ним договорились встретиться у рейхстага и там выпить по чарке за родную Белоруссию.
— Держись, Мажуга, — кричу ему вслед. — Уже скоро!
Чтобы лучше слышать, старший лейтенант стягивает танкошлем. Его темно-русый чуб трепещет на ветру.
Суждено ли нам выпить по чарке у поверженного рейхстага? Кто это знает?.. Будь здоров, Мажуга! Надо уцелеть! Слышишь?
— Может, и не стоит подкрашивать. Не придут сюда союзники, а нас это будет демаскировать, — задумчиво говорит вдруг Русанов. — А, товарищ гвардии подполковник?
На каждом танке вокруг башни — двадцатисантиметровая белая полоса. На крыше башни — белый крест. Это опознавательные знаки на случай встречи с союзниками, с их наземными войсками и авиацией. Такие же знаки у союзников. Правда, это уже не секрет для немцев, уже встречали мы и на немецких танках такие знаки.
— Добро! — решаю я. — Возьмем Берлин, тогда и подкрасим.
— Тогда подкрашивать не надо. — Николашин вытирает изнанкой танкошлема лицо. — Война кончится!
— Так это же здесь, чудило! — слышится вдруг из-за башни тенорок разведчика Охотина.
— А где еще?
— Самураи, — поясняет Охотин. — Их тоже надо бы привести к «нормальному бою»!
Я молчу, хотя разговоры о «самураях» наши солдаты ведут не впервой. Своего мнения по этому поводу сказать подчиненным я не могу, командир полка — лицо официальное.
* * *
Уличные бои похожи и не похожи один на другой. И как рассказать о каждом из них?
...Из глубины квартала, где высятся башни двух красно-кирпичных кирх, фашисты ведут сильный огонь. Взахлеб лают пулеметы, коротко рявкают пушки, непрерывно стрекочут автоматные очереди, квакают минные разрывы, и солдаты-автоматчики прижались к мостовой, стараясь укрыться за любым камнем.
Но надо двигаться вперед. Они приподымают головы, стараясь за доли секунд определить, кто и откуда ведет огонь. Где ближний враг? Куда рвануться по команде «Вперед!»? И где снова упасть на мостовую и сейчас же отползти в сторону от прицельного огня? Команда — резкая, как удар кнута, — подбрасывает солдат и устремляет вдоль улицы. Только вперед! Люди бегут, пригибаясь, сжимаясь в комки.
Открыли пушечный огонь танки. По домам, по кирхам, стараясь подавить огневые точки противника.
Иногда выстрелы из нескольких танков сливаются в залп, звук его так силен, что сверху с домов срываются камни. Они сыплются возле стен и, чтобы спастись от этого камнепада, автоматчики отползают на середину улицы, где беснуется круговерть пулевых ударов и мелких осколков.
Каски автоматчиков почти неотличимы от булыжников мостовой. Солдаты их обмазывают жидкой грязью, чтоб не блестели. Высыхая, грязь отваливается. У немцев есть специально для касок маскировочная сетка. У нас такой сетки нет.
То одно, то другое отделение бросками продвигаются вперед и накапливаются на определенных командирами рубежах атаки. Бросок длится 12 — 15 секунд.
Секундой дольше бежишь, или, упав на мостовую, не отползешь тотчас в сторону, — схлопочешь пулю!
Ни один автоматчик, конечно, в броске ни шагов, ни секунд не считает. Все его действия подчиняются выработанному в боях рефлексу, интуиции; рассчитывать, думать некогда. Рванулся, упал на мостовую, отполз, и только боковым зрением успеваешь заметить, что на месте, где ты только что был, забурлили пылевые фонтанчики от удара пуль. Очередь была предназначена именно тебе. Не другому... И снова надо подхватываться, сжиматься в комок, нестись к следующему рубежу.
Вот так на фронте, на передовой и играют наперегонки со смертью наши полковые автоматчики... В каждом бою.
В ближнем, быстротечном бою просыпается и обостряется в человеке мощный инстинкт самосохранения. Часто он действует безошибочней, чем само сознание!.. Но далеко не всегда удается солдату переиграть гонящуюся за ним смерть.
* * *
Из-под надвинутой на лоб каски младшего лейтенанта Муратова решительно блестят его черные глаза с косым, восточным разрезом. Возле командира взвода — пять человек: одинаковые бушлаты, одинаковые каски, почти одинаковые вещевые мешки — «сидоры» с солдатским фронтовым скарбом.
Это командиры отделений. Среди них сержанты Ращупкин, Плоткин, Чорный и заменивший своего погибшего командира рядовой Екатериничев. Командир взвода внешне не выделяется; такой же грязно-зеленый бушлат, автомат, на каске боевые отметины и осколочные царапины и вмятины от пулевых попаданий. Сколько раз уже был бы убит Муратов, если бы не каска!
Невысокий, черноволосый, лицо прокаленное, глаза печальные, темные... Младший лейтенант воюет вместе со мной уже не первую боевую операцию. Очень молчаливый, он никогда не заговаривает первым, разжимает сухие твердые губы как будто только по крайней необходимости. Скажет фразу и насупится, ищет слова... Застенчив. Но при всей своей видимой застенчивости Муратов был из той категории боевых командиров, которые всегда на месте в сложных ситуациях, где надо действовать быстро, не теряя мгновения. Уравновешенный, выдержанный, он легко находит общий язык с танкистами, уживаясь и с такими взрывными командирами танковых рот, как гвардии капитан Поздняков.
Сейчас, когда идет уличный бой, только по потертой полевой сумке да исцарапанной кобуре Муратова можно отличить от его подчиненных. Командиру в боях выделяться опасно: противник выявит — уничтожит в первую очередь. Знаки различия — зеленые звездочки на его погонах — можно различить только с малого расстояния.
Осторожно подымая из-за каменного бордюра голову, Муратов что-то объясняет командирам отделений. И те, тоже чуть показывая из-за камней кругляши касок, разглядывают то, на что указывает младший лейтенант.