Последний брат
Шрифт:
Но что-то в событиях последних дней царапало его душу. Амар и Юлхуш… Он знал их настолько, насколько вообще можно знать людей, прожив рядом с ними бок о бок несколько лет. С тех пор, как они отправились в это путешествие, с этими двумя было что-то не так. В них не было… радости. Напротив, под их обычным спокойствием скрывалось напряжение. Они старались ничем не выдать его, но Трофим, случалось, видел это напряжение в их глазах, особенно, когда они думали, что на них никто не смотрит. Он пробовал поговорить с ними, но прежние друзья вяло отшучивались. Они теперь часто шептались о чем-то между собой и замолкали, когда кто-то подъезжал к ним ближе. Трофим чувствовал, что они уже стали несколько на особицу от контубернии. Ну что ж, это печально,
Трофим проснулся. Снаружи, за пологом палатки, тихонько звякали пластины на кольчугах часовых. Что-то лежало у него на лице, давило на правую щеку. Он обследовал причину своего пробуждения, и понял что это рука. Сняв руку с лица он пришел к выводу, что она принадлежит Титу. Тот как всегда разбросал во сне свои длинные грабли… Видать, Титу было удобно так спать, потому что через пару секунд отброшенная рука снова плюхнулась Трофиму на физиономию. Уже окончательно проснувшись, с некоторым раздражением Трофим снова отбросил конечность приятеля в темноту. Сон ушел. Трофим подумал, что нужно все-таки снова попытаться уснуть. Но тут он услышал в тишине палатки какой-то очень тихий, шуршащий неравномерный звук.
— Ребята? — негромким шепотом вопросил Трофим темноту. Не слишком громко, чтоб не разбудить тех, кто спит, но так, чтоб его услышал тот, кто шебуршился.
Шуршащий звук прекратился. Ответом Трофиму была тишина. Но в этой тишине — Трофим это почувствовал каждым волоском на теле — не было ночного мира, а было свернувшееся в пружину напряжение. Тишина приняла его и сделала своей частью. Трофим медленно — выяснять, что происходит, оставим на потом — протянул руку по правую сторону от себя. Давняя походная привычка не подвела, перевязь с мечом и пояс с кинжалом лежали там, где он их оставил. Он ухватил пояс и медленно потянул из ножен короткий кинжал, сподручный в темноте.
Теперь он заметил нечто странное. Полог с его стороны был задернут, но с противоположной стороны палатки виднелся небольшое светлый разрез — дырка в полнолунную ночь, которой там не должно было быть, потому что с той стороны палатка имела только глухую стенку. Этот разрез не позволял ничего увидеть внутри палатки, бледная полоса света освещала только саму себя.
— А?.. — буркнул за спиной Тит, на которого манипуляции с его рукой произвели пробуждающее действие. — Утро?
— Тихо, Тит! — прошептал Трофим, протянув в темноте руку туда, где должен был лежать товарищ, чтобы схватить его… и осознавая, что строго одномоментно, в полный унисон с ним эту же самую фразу «тихо, Тит», — произнес еще один голос. Только голос Трофима был недоуменно-предостерегающим, а во втором слышались тревога и страх. В этом втором говорящем Трофим с трудом узнал Амара.
— Какого?.. — сонно удивился Тит за спиной, и прежде чем кто-нибудь еще что-то успел сказать, полог палатки отдернулся, залив её внутренность ярким, и казалось даже ослепляющим лунным светом.
Трофим, который смотрел в этот момент в противоположную от входа сторону, ослеплен не был. Поэтому в единый краткий момент он сразу охватил взглядом спокойно сопящего под одеялом Фоку, дернувшегося из-за изменившегося освещения Улеба, и застывших у дальней стены Юлхуша с Амаром. Оба степняка, вполне одетые, сидели на корточках, аккуратно растягивая дальнюю стенку палатки, и Юлхуш держал в руках заблестевший в свете луны изогнутый нож, которым он уже успел сделать надрез в стенке. Видимо, в тот момент, когда Трофим окликнул темноту, они так и застыли, обернувшись ко входу, и теперь на их повернутых лицах было непередаваемое выражение загнанных в угол зверей. Трофим, еще не успев удивиться, а только лихорадочно,
— Закрой полог, Тит! — на грани слышимости, одними только губами прошептал Амар.
И это было страшно, потому что Трофим, снова повернувшийся к нему, увидел на его лице выражение такого отчаянья, что ощущение беды вошло в него и свернувшейсь змеей легло под сердце. И не понимая ни на полсвета свечи, что происходит, Трофим потянулся к пологу, мимо усиленно таращившего глаза Тита. Но к тому же пологу, неловко наступив на Фоку метнулся Амар… И оба они, и Трофим и Амар, почти уткнулись в физиономию одного из мугольских стражников палатки, который, присев перед входом и вытянув шею, всматривался в происходящее внутри.
На лице мугола мелькнуло напряженное изумление, и тут же из его глаза начали стекленеть. Амар стоял перед ним, ухватив стражника за затылок одной рукой, а вторая так же крепко сжимал рукоять кривого ножа, который теперь торчал у стражника над доспешным воротом из горла. Мугол захрипел, харкнул кровью. Амар с чавканьем вдернул нож и, не обращая внимания на окатившую его густую струю, второй рукой с силой втянул тело угасающего мугола мимо себя в палатку, где тот шлепнулся прямо на Фоку и Улеба, а сам волчком выскочил из палатки навстречу второму стражнику.
Если бы второй хоть на мгновение зацепенел от неожиданности, Амар разделал бы и его, но этот был ветеран, и неожиданная смерть давно не вгоняла его в ступор. Было странно, как человек в тяжелом, расшитом железными бляхами хуяге смог так легко отскочить назад. Амар рванулся за ним как барс, и тут же прянул назад — стражник единым великолепным слитным движением выхватил саблю, сразу переведя траекторию в широкий пластающий удар.
— Тревога! — крикнул стражник. — Щенок сбегает! — И Трофим не сразу, с секундной задержкой распознал неходовое для себя слово чужого языка — щенок.
Трофим все еще сжимал в руке кинжал, но этого сейчас было мало, а времени подбирать пояс с ножнами — не было. Он воткнул кинжал клинком в землю, нырнул рукой и головой в перевязь меча и ринулся к выходу из палатки. Левая рука его сама собой еще успела заграбастать с земли кольчугу, которая лежала у него под головой, и он сам не смог бы сказать, зачем схватил. Видимо, сработала мысленная связь — кольчуга — защита, хотя времени натянуть её явно не было. Краем глаза он успел еще окинуть палатку и увидеть, как за ним к выходу лезет Юлхуш, как хлобыстает, будто разделанный кабан, черной в лунном свете кровью стражник, как пришедший в себя Тит хватает ножны с мечом, одновременно отвешивая хорошего пинка только начинавшему просыпаться Фоке, и как со звериной грацией вскакивает на четвереньки Улеб…
Трофим вырвался из палатки, чуть не загремев на землю, ибо схваченная кольчужная скрутка начала разворачиваться и едва не попуталась в ногах. Выдернул меч из ножен. Амару приходилось туго. Налетев на стражника с кинжалом, он рассчитывал на внезапность. Расчет провалился, и теперь он уже сам пятился к палатке, потому что его клинок длинной в полторы ладони был не соперник длинной сабле в опытной руке; а времени вытащить свой меч под натиском Амару никак не хватало. Стражник мог бы уже завалить Амара, но он действительно был опытен, и прежде чем полезть в сечу сделал главное — завопил еще и еще, тревожа товарищей. Трофим подскочил к Амару, выставил вперед свой клинок, скрестил его с клинком мугола и почувствовал сильную руку. Он ни черта не понимал. Но здесь были свои и чужие, и грань боя между ними. Амар, откатившийся чуть назад, тоже выхватил саблю, и мугол, оказавшись перед двумя клинками, сузил глаза. Взгляд его пересекся с Трофимовым, а потом прыгнул куда-то ему за плечо.