Последний брат
Шрифт:
— Хру! — коротко и настороженно рыкнуло в темноте.
После этого послышались звуки, смысл которых было легко понять даже в темноте. Кто-то часто-часто тянул носом воздух, пытаясь понять ситуацию по запаху. Кто-то весьма большой. Трофим замер, трижды замер. Отползти совершенно бесшумно было почти нереально. И он ясно представлял, что может с ним сделать дикий кабан. А впереди тем временем все стихло. Кто бы там ни был, похоже, он полностью проснулся, и теперь тоже не решался потревожить тишину. В темноте время тянулось бесконечно. Или тот, кто был впереди, просто ушел? Нет, он не смог бы уйти совершенно бесшумно. Трофим физически чувствовал, как темнота начинает обретать очертания страшного зверя. Сперва секач почудился ему слева, он вроде увидел силуэт, хотя видеть здесь вообще ничего не мог. Потом громадный силуэт проскользнул правее, но истаял еще до того как Трофим успел себя обругать. Это становилось невыносимым. Попасть из царства зрячих в страну слепых было невероятно страшно. Трофим не мог знать, где находится враг. Неимоверным усилием воли он заставил рассеяться подбирающихся к нему фантомов,
«Господи помилуй! Да он в шаге от меня!» — сообразил Трофим.
Надо было что-то делать, и он оперся о землю рукой с ножом, а свободной потянулся перевязи, где в одном из маленьких кармашков лежало маленькое огниво. Простая, но незаменимая штука из двух пластин, соединенных размыкающей пружиной, с укрепленным между ними кремнем. Аккуратно достал устройство, тихо положил в руке как надо, подготовился бить ножом и свел пластинки.
Чиркнуло! И от его руки рассыпались ворохом несколько искр, ослепительных в ночной тьме, как греческий огонь. На какой-то миг все вокруг высветилось. В нескольких шагах от него (впрочем, за точное расстояние Трофим бы не поручился) из тьмы вынырнуло и нависло здоровенное свиное рыло. Гибкий нос, пятачина с двумя сопелками, маленькие и ставшие еще меньше от света злобные глазки-бисеринки, и два здоровенных клыка секача. Над головой нависал горб спины с гривой жестких волос. А из-за спины кабанюги торчали аж чуть не вытянувшиеся от испуганного любопытства маленькие пятачочки с блестящими глазенками над ними.
Тьма сомкнулась. Ошарашенный свин дико завизжал.
«Выводок!..» — подумал Трофим, откатываясь вбок с тропы и выставив перед собой малюсенькое лезвие ножа.
Ночь захрюкала тоненькими голосками. Потом малолетние испуганные хрюки перекрылись мощным паническим верещанием, и темнота взорвалась топотом копыт. Трофим думал, что вожак пойдет в его сторону, и сжался, поджимая голову, но шум удалялся, удалялся, удалялся от него.
«Они же не видят дороги», — подумал Трофим, и ночь тут же ответила хрустом ломающихся сучьев, и придушенным ревом ошалевшего от страха кабана.
— Улеб! — испуганно и приглушенно вскрикнуло в темноте, левее. Троифим узнал голос Фоки.
«Это ж надо, нашел, — подумал Трофим медленно распрямляясь. — Теперь бы только еще понять, где эта проклятая тропинка…»
Они лежали в темноте, периодически протягивая друг к другу руки. Не видя в темноте выражения лиц друзей и понимая, что они не видят твоего, хотелось подкрепить слова чем-то еще, хотя бы прикосновением. А еще где-то в глубине души шевелился страх, что товарищей опять поглотит окружающая тьма, и каждый снова останется один. Этот страх был бы смешным при свете солнца, но не здесь, не сейчас, в темном лесу. Это был странный разговор. Они говорили тихим шепотом, и после каждой фразы возникала пауза, потому что каждый вслушивался, не подкрадывается ли враг. То, что они встретились в непролазном темном лесу, было удачей. Впрочем, не такой уж невероятной. Единственные места в чащобе, по которым можно было более-менее нормально передвигаться, это редкие звериные тропы. Контуберналы нашли одну и ту же тропу, хоть и вышли к ней в разных местах. Улеб, Юлхуш и Фока шли с одной стороны, Трофим — с другой. Удачей же оказалось, что на тропе они повернули навстречу друг другу, а так же то, что рядом с тропой кормились кабаны. К моменту, когда Трофим встретил кабана, его друзья решили, что надо отдохнуть. Прекрасно понимая, что преследователи могут воспользоваться теми же самыми звериными проходами, они отползли с тропы, и если бы не разбегающееся в панике кабанье семейство, один из представителей которого ураганом промчался по Фоке, Трофим возможно просто прополз бы мимо своих товарищей в тишине.
— Детеныш по мне прогулялся, — прошептал Фока. — Был бы взрослый, затоптал бы насмерть. Но все равно, чувство, будто дубинкой по спине оходили.
— Жаль, что не видно, — ответил Улеб. — Думаю, у тебя на спине синяк в виде свиного копыта. Говорят, подобные следы есть на телах тех, кто заключил сделку с нечистым и целовал в задницу дьявола. Так что пока не сойдет, ты лучше не показывайся ретивым святым отцам.
— Где те святые отцы, и где мы, — буркнул Фока, а Трофим, который было улыбнулся, вспомнил происшедшее и почувствовал, что у него отвердело лицо.
— Юлхуш! — сказал он, нащупав и ухватив степняка за запястье. — Тит убит…. Амар убит… Рассказывай!
Юлхуш долго молчал, прежде чем заговорить.
— Я знаю, я виноват… Но Амар не убит — убит Юлхуш. Это я — Амар-Мэргэн, сын Хурана-Бохо.
— Умом повредился! — прошептал Фока.
— Нет, Фока, я здоров, — тяжело вздохнув, прошептал мугол. — Юлхуш был мой анда-побратим, и он походил на меня лицом и телом. Мы поменялись именами, для моей защиты. О том знал лишь Диодор и не ведали даже его приближенные. Даже люди брата не смогли отличить нас, слишком много лет прошло… Он был мне щитом, принял удары, назначенные мне, и умер за меня.
Некоторое время стояла тишина. Все осмысливали.
— Почему был бой? За что? — продолжал задавать вопросы Трофим. — Почему Амар… — он поправился, — почему Юлхуш напал на стражу, а стража на нас?
Юлхуш, неожиданно ставший Амаром, долго молчал. Когда он наконец заговорил, голос у него был странный. Он как будто стал дальше от них, вернувшись мыслями к делам его земли.
— Мугольские храбрецы проехали
36
«Сорок и четыре» — традиционная формула обозначающая всех монголов со времен чингиза. Племена и роды входившие в мугольский союз при чингизе могли выставить сорок тумэнов воинов. Добровольно присоединившиеся к чингизу народ ойратов дал собой еще четыре тумэна. Таким образом, «сорок и четыре» стало обозначать общее количество, хотя со временем в растущем войске чингиза туменов стало гораздо больше.
— А те, в лесу? — спросил Фока. — Люди твоего деда?
— Скорее всего, — неуверенно кивнул Амар, — больше некому. Опоздали на место встречи, а потом уже не могли связаться со мной. Следили за нами издалека, выбирая момент. Наверное, было так.
— Почему нам не сказал? — спросил Улеб. — Почему мы узнали все, только когда нас начали резать?!
— Почему не доверился нам? — подхватил Трофим.
— Так решил василевс. Но я сам мог вам сказать, да… — Амар запнулся. — Трофим, Улеб, Фока, вы — мои друзья. В бою я только вас и хотел бы видеть с боков и спины. Но это был не бой. Вы когда-нибудь пробовали несколько недель ехать бок о бок с воинами, которые в любой момент могут получить приказ вас убить, и не подавать вида, что об этом знаете? Ни звуком, ни словом, ни настороженностью в глазах?
Трофим попробовал представить. Скрывать свои эмоции. Хладнокровию их учили, потому что это было нужно в бою. А вот скрывать враждебность… Он не мог честно ответить, справился бы он или нет. Поручился бы за любого в контубернии, что тот справится?..
— У меня было много времени этому научиться, — продолжал Амар. — Еще до отъезда в Романию двор хагана стал напоминать клубок змей… Но мог ли я требовать от вас такой выдержки, безо всякой подготовки? Достаточно было хоть одному из вас сделать ошибку, и это погубило бы всех. И я решил, что лучше всего вы изобразите беспечность, если и в самом деле будете беспечны. Если бы все пошло хорошо, то вы бы уехали домой, так ничего и не узнав, кроме того, что я внезапно пропал. Так я думал. Или… мне очень удобно было так думать… Не получилось, как задумано. Вы — мои друзья, и я не имел права использовать вас так. Я хотел уберечь вас, а сам погубил. Я виноват.
Амар замолчал, наступила тишина.
— Ладно… — наконец сказал Улеб, и его примирительный тон как-то сразу снял повисшее напряжение. — Чего уж теперь… Все под Богом ходят, а мы — воины — ближе всх к нему. Тит и Амар… Юлхуш то есть. Черт, все не могу привыкнуть… Они-то погибли, нас прикрывая. Благодаря им мы еще живы. Теперь-то вопрос — что нам дальше делать?
— Давайте думать… — Трофим почувствовал, что земля отхолаживает ему бок, и перевернулся. — Хунбиш с его стражей считают, что убили настоящего Амара. Но это случилось у нас на глазах, они теперь от нас не отстанут.