Последний демиург
Шрифт:
Ну а теперь... надо оглянуться.
Она задержала дыхание и повернулась резко, будто намеревалась застать неведомое чудовище врасплох. И опять: никого. Ничего.
– Я схожу с ума, – пробормотала Вереск и схватила с прикроватной тумбы кружку, в которой осталось немного воды. Выпила залпом. – Схожу с ума.
Когда скрипнули половицы, и за дверью мелькнула тень, от леденящего липкого страха не осталось и следа.
Милда, – поняла Вереск и устало вздохнула: бояться и трястись от каждого шороха порядком надоело. Сколько
Ну и зд'oрово!
Предложу старушке разделить трапезу, – решила Вереск. – За разговором ночь промелькнёт, не заметишь. Милда великолепно разбирается в травах и знает целую кучу древних легенд и поверий: с ней не соскучишься. Да и с Аваном если что поможет. А норов у служанки так крут, что призраки сюда при ней и не сунутся.
Ну а если сунутся, она забухтит их насмерть.
Но что же она медлит? Почему не стучит? Стоит себе за дверью со свечой и тяжело, со свистом, дышит, будто пробежала без остановки целую лигу.
– Милда! – тихонько окликнула Вереск. Она понимала, что Авана сейчас не разбудит и пушечный залп, но кричать в голос не рискнула. – Милда, ты чего там...
– Миледи! – тонкий голосок за дверью звучал надрывно, перемежаясь всхлипами. – Миледи, откройте! Пустите меня, умоляю! Она... гонится за мной! Впустите же меня! Откройте! Это я... Дара!
Глава двадцать шестая
Дара…
Вереск застыла, не в силах пошевелиться.
Дара…
Та самая Дара, которую она собственноручно обмыла и нарядила в погребальный саван перед тем, как проводить в последний путь…
Несчастная девочка...
– Откройте! – молил знакомый голос. – Откройте же! Она уже близко! Она…
Страх обрушился лавиной, а леденящая тревога обратилась паникой. Обжигающей, точно брызги кипящего масла. Куда бежать? Кого звать на помощь?
Никто не придёт. Никто не поможет. Никто не видит призраков. Не видит и не слышит. Никто.
Кроме меня…
Дара умерла, – убеждала себя Вереск, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони. – Умерла. Её нет. Нет!
Крики стихли. Но наступившая тишина показалась такой зловещей, что Вереск закусила губу, вслушиваясь в мрачное безмолвие.
Смех.
Это, определённо, был смех. Отрывистый, сухой и недобрый.
Такой же, как в ночь смерти Дары…
– Мне всё это кажется, – хрипло прошептала Вереск, в надежде, что звук собственного голоса прогонит наваждение, но кошмар не отступил: свет, что лился из-под двери, стал ярче, словно вместо свечи кто-то зажёг сотню факелов. А сама дверь…
Доски гнили прямо на глазах, покрываясь сероватой плесенью. Засов за мгновение проржавел
– Милостивые небеса! – пролепетала Вереск, и дверь распахнулась. Опочивальня Авана наполнилась красным мерцанием: алые блики плясали на потолке, багряные тени забились в углы, по стенам разлились кровавые отсветы.
– Иди к нам! – звали призраки. – Мы ждём тебя! Мы так долго ждём тебя, Вереск!
И Вереск пошла. Точнее, её понесли ноги. Прямо как в тот раз, в северном крыле, когда Безликая заманила её в ловушку.
– Иди же к нам!
– Нет! – Она надрывно закричала, но крик утонул в шорохах, скрипах и леденящем кровь невнятном бормотании. – Нет! Нет!
Дверь проглотила её и исчезла. Вереск обнаружила, что стоит, обнажённая, на винтовой лестнице без начала и конца: стёртые ступени поднимались вверх, растворяясь в непроглядной мгле, и витками спускались вниз, туда, где тьма полыхала алым. Обветшавшие стены, казалось, были раскалены: от них исходил жар, как от шкварчащих сковород Милды. По шершавой поверхности, образуя замысловатые узоры, разбегались трещины. Тяжёлый воздух пах серой и кровью.
Вереск отчаянно пыталась прикрыть наготу руками. Мысли путались и скакали, точно саранча. Где я? – думала она. – Куда исчезла одежда? Как отсюда выбраться?
– Сюда! – Голос Дары? Неужели… – Сюда, Миледи, сюда! Помогите же мне, умоляю!
Вереск поспешила на зов. С каждым витком становилось всё жарче, и она испугалась, что спускается в саму преисподнюю. Кожа лоснилась от пота, волосы растрепались и спутались, а босые ступни шлёпали по каменным ступеням. Нагота больше не смущала: Вереск начисто забыла о ней, растворяясь в мареве пугающих видений, звуков и запахов.
– Сюда! Сюда!
Лестница не думала кончаться. Оставив позади тысячу ступеней и сотню витков, Вереск привалилась к горячей стене и шумно выдохнула.
Всё. Не могу. Не могу больше!
В боку кололо, к горлу подкатывала тошнота, пот заливал глаза, а страх – душу.
Где выход? Должен же быть выход!
– Должен быть выход, – повторила Вереск вслух, и продолжила путь. – Я должна отсюда выбраться. Должна!
– Сюда, миледи! – звала Дара. – Сюда!
Ступени привели к двери. Такую же дверь Вереск видела в северном крыле. В такую же дверь её засосало сегодня…
Судорожно сглотнув, она положила мокрую от пота ладонь на проржавевший засов, потянула рукоять и вздрогнула от оглушительного скрежета, а спустя секунду её ослепил яркий свет…
Пары танцевали. Кавалеры в расшитых золотом камзолах и дамы в пышных платьях скользили по паркету. Откуда-то сверху лилась музыка, заполняя собой всё пространство. В просторном зале не было свечей: светились сами стены, пол мерцал, а потолок переливался разноцветными бликами.