Последний демиург

Хабарова Леока

Нельзя...

Вереск тяжело вздохнула, вспоминая его поцелуй. Неужели юный граф и вправду влюбился в неё? Так не бывает.

Или бывает?

Она ухаживала за ним день за днём. Заботилась. Поила горькими отварами, кормила с ложки, протирала губкой, меняла повязки, сбривала колючую щетину, что так и норовила превратиться в забавную рыжую бороду, бережно обрабатывала рану. В конце концов, именно она спасла парню жизнь. Она, Вереск, а не кто-то другой.

"Вы не такая, как все, –

сказал он однажды. – В вас нет фальши".

Нет фальши...

– Бедный мальчик, – прошептала Вереск и облокотилась на холодный камень парапета. – Я не смогу принять твою любовь. Моё сердце отдано тому, кто...

Никогда не вернётся из Лантии! Никогда! Никогда! Никогда!

Никогда!

Она мотнула головой, прогоняя наваждение. Чёрт! Кошмарный призрак не являлся ей с той самой ночи, когда Аван пришёл в себя, но Вереск ни на минуту не забывала о чудовище и о странной сделке, которую безликая тварь пыталась ей навязать.

Разбить шар. Разбить стеклянный шар и погасить свечу. Долго ли? Сложно ли? Нет, но...

Вереск сжала кулаки так, что пальцы побелели.

Цена моих желаний – человеческая жизнь, – мрачно подумала она. – Пойти на поводу у чудища – всё равно, что самой вонзить клинок в грудь беззащитной жертвы. И что тогда?

Тогда я сама стану монстром.

Лиловые тучи повисли над морем. Крики буревестников оглушали, а волны вздымались серыми громадинами: близился шторм. Вереск поёжилась, плотнее кутаясь в шаль. Порыв ледяного ветра растрепал волосы, а с неба упали первые капли.

Пора. Пора уходить.

Вереск бросила последний взгляд на Рассветную бухту. Ничего. Хотя...

Она прищурилась. Далеко-далеко, близ пролива Безмолвия, мелькнула тень. Величественный фрегат шёл под парусами. Над мачтами развивались флаги. Наяда на носу корабля протягивала вперёд золочёную руку...

Вереск показалось, будто она слышит песню.

На хладном брегу пал бесстрашный герой.

Хей-хой, хей-хой, пал бесстрашный герой.

Случилось несчастье суровой зимой.

Хей-хой, хей-хой, суровой зимой.

Но кровью горячей клинок напоил:

он лезвием острым грудь вражью пронзил!

Хей-хой, хей-хой, грудь вражью пронзил...

– Ладимир! – прохрипела она, вцепившись в парапет. По щекам покатились слёзы. Они смешались с дождём, и лицо стало мокрым. – Ладимир! Ты вернулся ко мне! Ты вернулся! Ты...

Но... Почему же они поют?

Вереск похолодела. Ни один моряк не нарушит тишины пролива Безмолвия. Никто не рискнёт потревожить сон кракена. Никто и никогда.

Никто и никогда...

Достигнув Рассветной бухты, фрегат,

сотканный из дождя и тумана, растаял, а песнь обернулась гаканьем чаек.

Больно. Как больно!

Вереск запрокинула голову, подставляя лицо струям ливня, и закричала, как кричала бы баньши, проклиная живых и оплакивая мёртвых.

Он солгал! Солгал! Он солгал мне! Он не вернётся! Никогда! Никогда не вернётся!

Захотелось вырвать из груди сердце, сжать в кулаке и раздавить, словно переспелый помидор.

Ты ещё можешь разбить шар, девушка.

Что это? Голос, или шум дождя? Зловещий шёпот, или рокот волн?

Разбить шар и погасить свечу...

Глава тридцатая

Узнать правду. Выяснить всё. Поставить точку.

Разбить шар...?

Если я лишилась рассудка, – размышляла Вереск, – то всё это лишь плод моего воображения. Всё. И лестница без начала и конца, и жуткий призрак, прикованный к стене цепями, и стеклянная сфера со свечой внутри, и разряженные в пух и прах безликие нобили. Ну а если... Если это правда?

Если это правда, то страшно вдвойне.

Вереск крепче сжала бронзовый подсвечник. Она выяснит всё. Сегодня или никогда.

После отъезда гостей коридоры старинного замка казались необычно пустыми и гулкими. Особенно сейчас, когда серебряный свет Луны лился в узкие стрельчатые окна, а свечи погасли все до одной. Так странно... Тихо, словно здесь никто не живёт.

Никто, кроме теней и шорохов...

Может быть, я тоже призрак? – думала Вереск, беззвучно ступая по каменным плитам. – Бесплотный дух, сохранивший осколки памяти и обречённый вечно скитаться в этих стенах...

"Старые стены хранят мрачные тайны", – так когда-то сказал Ладимир. Что ж. Пришла пора выяснить, какая из мрачных тайн самая страшная...

Дверь в комнату Авана приоткрыта. Странно. Забыл запереть? Ждёт кого-то? Или...

Вереск подобралась на цыпочках, стараясь не дышать. Темно. Очень темно. Только тлеющие угли в очаге мерцают красными бликами.

Наверное, надо было пройти мимо. Проскользнуть беззвучной тенью и продолжить путь, но... Непонятное щемящее чувство нахлынуло волной, утопив душу в сомнениях. Тревога кольнула острой булавкой, и Вереск стиснула зубы.

Что-то случилось. Случилось что-то плохое. Непоправимое.

– Аван? – тихо позвала она, легонько толкнув дверь, но ответа не последовало. – Аван, вы...

Пламя свечи вырвало из мрака широкую кровать под балдахином. Вереск подошла ближе. Присмотрелась. Идеально ровные, без единой складки, простыни, взбитые подушки, два покрывала – меховое и шерстяное – расстеленные так тщательно, как только Милда умеет стелить...