Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том второй

Самаров Сергей Васильевич

– Об этом можно даже не говорить. Два государя никогда не могут словесно оскорблять один другого. Они должны быть выше этого. К меня с собой мои письменные принадлежности. Если ты можешь немного подождать, подожди, пока я напишу письмо. Письмо будет не длинным. Что касается опасений, что ты прочитаешь мое послание, то я сразу скажу, что не делаю из него секрета. Я хочу написать Карлу, что признаю свое поражение. Наши соседи саксы много раз признавали свое военное поражение от Карла, но каждый раз заново поднимали восстание на протяжении трех десятков лет. И сейчас нордальбинги [45] , насколько я знаю, держат наготове целую армию, чтобы поддержать любое восстание в срединных землях саксов. А что ждет короля после нашего поражения? Я понимаю, что королю Карлу не нужна еще одна такая же мятежная провинция в его королевстве. Со мной или без меня, мой народ не захочет признавать над собой господства победителей, и восстания будут продолжаться из года в год,

несмотря ни на какие договоры и карательные меры. Уничтожить весь народ – это тоже невозможно, да это и не в привычках Карла. И потому я предлагаю королю мирное решение вопроса. Я оставляю эту землю, и увожу свой народ далеко-далеко на восток. Хорошо, что здесь по воле случая оказался сын князя словен Гостомысл, который является наследником своего отца и правителя своего племени князя Буривоя. Гостомысл от имени отца пообещал ваграм радушный прием и выделение земель в отцовских владениях. Словен значительно больше, чем вагров. И земли их обширны. Мы найдем, где поселиться. При этом я не буду неволить тех вагров, которые пожелают остаться на месте под властью короля Карла Каролинга. Кто хочет, тот пусть остается. Кто хочет уйти со мной, пусть уходит, и необходимо только разрешение короля на беспрепятственный и не преследуемый уход. Это решение обеспечит Карлу спокойствие в завоеванных землях. Нам же позволит сохранить Веру наших предков, наши обычаи, жизнь по нашим законам, и нашу личную свободу. Мне кажется, что такое решение должно удовлетворить короля. При этом, зная твою, граф, порядочность, до выяснения воли Карла, я прошу тебя не говорить, где я укрылся. У меня много недоброжелателей, которые не преминут воспользоваться моим положением. Впрочем, отсюда я тоже уже ухожу, и никто не будет знать, где меня искать, кроме нескольких людей, которых я хотел бы отправить с тобой, чтобы они привезли мне ответ Карла. Людям же, которые желают уйти со мной, я предлагаю встретиться в Рароге у князя Годослава. Я приеду туда. Так нам всем будет спокойнее. Хотя Годослав и подданный Карла, он всегда относился с теплотой к ваграм, и будет рад нам помочь.

45

Нордальбинги – население Нордальбингии, (более позднее название – Гольштейн) – племя северных саксов, какое-то время официально входящее в Датское королевство, но постоянно провоцирующее континентальных сакских эделингов на восстания. Впоследствии нордальбинги соединились с другими саксами, потеряли поддержку Дании, и были покорены Карлом. Но постоянно представляли угрозу безопасности королевства. Нордальбингия на западе граничила с землями вагров.

Оливье уважительно склонил голову.

– У тебя светлый ум, князь. Ты нашел правильное решение, и подкрепил его правильными аргументами. Я думаю, Карл согласится с тобой. Всю эту войну он и начинал-то только для того, чтобы обеспечить спокойствие в своих тылах перед большой войной против Аварского каганата, которую мой король уже давно планирует. А ты как раз и обещаешь ему спокойствие в тылах. Очень правильный аргумент. Я жду твоего письма. И еще у меня просьба к тебе, князь. Там, в избушке, лежит Веслав. Не моя рука нанесла ему это ранение, но я чувствую свою вину за руку, поднявшую секиру. Веслав не смог выслушать меня. Я уже уезжаю. И прошу тебя попросить от моего имени прощения у такого славного воина, как воевода. Я всегда буду чувствовать свою вину, если он никогда не может сесть в седло.

– Сидеть в седле он сможет, – раздался от двери голос вышедшего жалтонеса Рунальда. – Если только кто-то посадит его. И руками работать сможет. Но вот ходить ногами ему больше не дано. Ноги не будут воеводе подчиняться.

– Кажется, у Годослава есть такой воевода по прозвищу Полкан, – сказал спокойно Бравлин, – который когда-то в молодости получил ранение в спину, и потерял возможность ходить. Помнится, он даже боярский сын. Но это увечье не мешает ему водить полки в сечу. И он до сих пор считается одним из лучших в мечной рубке, и многократно под руководством Дражко бивал и данов и лютичей, и саксов. Сам князь-воевода Дражко как-то рассказывал мне, что этот воевода ко всему прочему отличается еще и полководческим даром. Быстро соображает, и всегда принимает правильное решение. Наверное, и Веславу Свентовит уготовил такую судьбу. Я рад хотя бы тому, что Веслав остался жив.

– Я буду молиться за его здравие, – сказал граф Оливье. – Исполни мою просьбу, князь, когда Веслав придет в себя.

– Обещаю, – твердо сказал Бравлин, качнув седой головой.

– Я жду письма.

– Принесите в избушку мой походный ларь, – потребовал князь от воев своего сопровождения. – Друг мой Гостомысл, если у тебя нет причины возразить на мою просьбу, попроси сотника Русалко выделить для сопровождения графа Оливье десять стрельцов. С ними поедет сотник Заруба. Граф передаст им ответное письмо короля Карла, и они доставят его мне в Рарог. А мы с тобой уже вскоре отправимся туда же.

Гостомысл сначала согласно склонил голову на просьбы Бравлина, потом кивнул Русалко, который просьбу князя Бравлина хорошо слышал, Русалко голосом подозвал к себе молодого десятника Калинку, и отдал ему приказ. После этого Бравлин вошел в избушку жалтонеса, куда только что занесли резной берестяной ларь с его письменными

принадлежностями. Этот ларь князь постоянно возил с собой даже в коротких поездках, не говоря уже о длинных, и, тем более, о такой поездке, как нынешняя, когда Бравлин не знал, когда вернется, и, может быть, возвращаться вовсе не собирался…

* * *

В сторону королевской ставки, которая, как понял граф Оливье, должна была располагаться где-то под стенами Старгорода, поскольку король Карл Каролинг не любил селиться в городах, как в только что взятых его войсками, так и в только что построенных на его землях. В городах Карл Каролинг чувствовал тесноту этого мира, и ему особенно сильно хотелось простора для своего королевства. Говорили, что, просидев зиму в Аахене, Карл именно по этой причине весной начинал новый очередной военный поход. Не был он домоседом…

Задержка с отъездом была короткой. Десяток стрельцов-словен перепоручал кому-то свои трофеи – добытых в бою рыцарских коней. Но это не стало проблемой. Вести привязанным к луке седла одного коня или двух – разница была небольшая. И сразу после этого двинулись в путь. Кавалькада передвигалась быстро, хотя дорога значительной своей частью шла лесом, и всем приходилось проявлять повышенную внимательность, чтобы не расшибать себе лоб о горизонтальные ветви.

Сейчас вои не везли ни изнеможенного Гостомысла, ни раненого Веслава, и потому не было необходимости осторожничать и передвигаться намеренно медленно. К тому же сотник Заруба так хорошо знал здешние места, что на многих участках срезал путь, проезжая без тропы прямо через лес и каменные россыпи, не опасаясь заблудиться. Всего в маленьком отряде было пятнадцать человек – сам граф Оливье, сотник Заруба, который и должен был отвозить ответное письмо короля Карла князю Бравлину Второму, десяток стрельцов под командованием десятника Калинки, сотник Бобрыня, да два воя из его сотни – Телепень и Зеленя, которые в лесах чувствовали себя, как дома, и могли оказаться полезными в какой-то трудной ситуации. У стрельцов оставалось уже мало стрел, и другие стрельцы сотни поделились с ними запасом из своих походных тулов, притороченных к седлам. Перед Бобрыней стояла собственная задача По словам Бравлина, накануне подхода войска франков, он отослал сотню княжича в небольшую крепостицу в стороне от Старгорода, чтобы подкрепить тамошний гарнизон. Борбыне следовало забрать своих воев и вместе с воями вагров привести их в Рарог, не сталкиваясь с франками, чтобы не нарушить возможность установления мира. Словене все же являлись в этой войне нейтральной стороной, и имели возможность избежать обострения ситуации, как того и хотелось бы Бравлину. Однако, бывают ситуации, которых избежать невозможно. Именно о такой ситуации, кажется, предупредил графа Оливье и сотника Зарубу тонкий слух Телепеня.

– Впереди, за ручьем, засада…

Слова воя Заруба перевел графу. Но отряд еще был глубоко в лесу, и ручья видно не было.

– Ты, оказывается, здешние места знаешь, – сказал с удивлением сотник Заруба вою.

– Не был здесь раньше ни разу. Но мы этот ручей пересекали, когда к жалтонесу ехали. Только мы другой дорогой ехали. Локтей на двести ниже по ручью. Там, кажется, и засада нас ждет. Готовятся. А ручей я слышу. И людей слышу. Это франки. Доспехи гремят. Если бы наши были или даны, то кольчуги бы шелестели. А здесь – доспех…

Заруба опять перевел. Оливье только презрительно плечами пожал. Он засады не боялся.

– Тебе бы с таким слухом кошкой служить, – сказал граф Оливье высокому не по кошачьи, и даже слегка неуклюжему Телепню, нимало не беспокоясь о возможности попасть в засаду. – Это просто журчание ручья на камнях, а не доспехи гремят. Мне кажется, я ручей тоже слышу.

Теперь сотник Заруба уже переводил слова графа словенам.

– Кошкой не кошкой, – серьезно сказал сотник Бобрыня. – Но его слух охотника ни разу нас не подводил. А я его уже лет пятнадцать знаю. Телепень в лесу вырос. Умеет все звуки разобрать и разделить. Если он говорит про засаду, значит, там засада. Франки хотят нас остановить.

Выслушав новый перевод, граф ответил:

– Франки никогда не нападут на меня, я – пэр королевства [46] .

– Но этот граф, извини, я забыл его имя… Этот граф, что атаковал нас сегодня, не посмотрел на твое звание, – возразил Заруба. Свои слова он словенам не переводил. – Кроме того, вся армия не может знать тебя в лицо.

– Я назову себя, и они опустят оружие, – спокойно оценил Оливье ситуацию. Я не знаю в нашей армии людей, которые захотят со мной драться.

46

Пэр – высшее дворянство страны, избранные люди из дворянской среды. В королевстве франков существовало двенадцать пэров. Шесть духовных, и шесть гражданских. Пэр был подсуден только суду пэров, и неподсуден даже королевскому суду. Пэр приносил оммаж королю. Оммаж – в средневековой Европе клятва верности, когда приносящий оммаж становится перед сюзереном на одно колено, и вкладывает две соединенные вместе ладони в руки королю, подтверждая тем свою полную и безоговорочную вассальную зависимость. С восьмого века оммаж стал сочетаться с фуа – клятвой верности. Вся эта процедура носила преимущественно личностный характер, и удостаивались ее исключительно самые верные люди.