Последний довод королей
Шрифт:
«Похоже, я остался жив. Опять. — Он удивленно поднял брови. — Похоже, обманывать совершенно не обязательно».
Четвертый день
Он был уродливый парень, этот уроженец востока. Не просто большой — огромный, облаченный в вонючие, плохо выдубленные звериные шкуры и ржавую кольчугу, служившую больше для украшения, чем для защиты. У него были сальные черные волосы, разделенные на пряди грубо скованными серебряными колечками, с которых стекали капли мелкого дождя. Вдоль щеки у него красовался большой шрам, еще один пересекал лоб, лицо украшали бесчисленные ссадины и следы от других ранений и фурункулов, как у подростка, нос был расплющен и сбит набок, словно смятая ложка. Глубоко посаженные
Логен смотрел на него, как в зеркало. Они вцепились друг в друга, как пара плохих любовников, не видя ничего вокруг себя. Они тяжело передвигались назад и вперед, покачиваясь, точно повздорившие пьяницы. Они тянули и дергали друг друга, кусали и толкали, пытались обмануть, обхватывали и вырывались, напрягаясь в слепой ярости, выдыхая друг другу в лицо несвежий, застоявшийся воздух. Уродливый, жуткий, роковой танец под непрекращающимся дождем.
Логен получил болезненный толчок в живот и на секунду согнулся, задохнувшись. Он неуверенно ударил противника головой, но лишь скользнул лбом по лицу Уродца. Споткнулся, покачнулся, почувствовал, как этот парень с востока переступил с ноги на ногу, стараясь повалить его наземь всем своим весом. Логену удалось опередить его, толкнуть бедром и на мгновение освободить руки, чтобы дотянуться до шеи Уродца. Он тянул руку вверх, каждый дюйм давался ему с трудом, указательный палец продвигался по рябому лицу противника, который наблюдал за ним, скосив глаза и пробуя уклониться. Его рука сильно сжала запястье Логена, пытаясь отвести его руку назад, но Логен опустил плечо и правильно распределил вес. Его палец скользнул по перекошенному рту противника, прошел над верхней губой и воткнулся в искривленный нос уродца, обломанным ногтем впиваясь в ноздрю. Логен согнул палец, оскалился и повернул его так сильно, как только мог. Парень зашипел, забился в отчаянном усилии освободиться, но он уже был на крючке.
Парень зашипел, забился в отчаянном усилии освободиться, но он уже был на крючке. Ему ничего не оставалось, как схватить запястье Логена обеими руками и попробовать оторвать палец от своего лица. Благодаря этому вторая рука Логена освободилась.
Он выхватил нож и зарычал, нанося удары. Его сжатая в кулак рука взлетала вверх и снова опускалась, а на конце ее была сталь. Лезвие вспороло живот, бедро, руку, грудь противника. Кровь стекала ручьями и скапливалась под сапогами. Опустив нож, Логен схватил парня за одежду, вздернул в воздух, сжав челюсти от натуги, по-звериному заревел и швырнул над крепостной стеной. Тот рухнул вниз и обмяк, мертвой тушей ударившись о землю среди своих товарищей.
Логен наклонился над парапетом, насквозь мокрый, жадно вдыхая влажный воздух. Там, внизу, сотни солдат месили грязь у крепостной стены. Дикари из-за Кринны, где почти не знали человеческого языка и не заботились о мертвых. Все они, промокшие и измазанные грязью, прятались под своими грубо сработанными щитами и размахивали грубо скованным оружием, взъерошенные и неприглядные. Их штандарты колыхались под ливнем, позади их шеренг. Сплошные кости и рваные шкуры, призрачные тени за мелкой сеткой дождя.
Они подносили осадные лестницы, поднимали те, что были уже сброшены со стены, пытались снова установить их, а камни, копья и стрелы летели вниз, врезаясь в грязь и взбивая фонтаны брызг. Они взбирались вверх, прикрывая щитами головы — две лестницы на фланге Доу, по одной на фланге Красной Шляпы и слева от Логена. Два здоровенных дикаря размахивали огромными секирами и рубили по воротам, уже покрытым зазубринами, вышибая влажные щепки. Логен указал на них, безуспешно пытаясь перекричать шум ливня. Никто не услышал его, да и не мог услышать за назойливым стуком дождя, грохотом, треском, звоном клинков, глухими ударами стрел, с подобием вздоха впивавшихся
— Вон!
Еще один дикарь с большим крючковатым носом только что взобрался на вершину лестницы и перегнулся через парапет. В правой руке он держал наготове копье. Логен зарычал, подскочив к нему.
Глаза дикаря расширились, копье задрожало, бросить его он не успел. Тогда он попытался отклониться в сторону, уцепившись за влажное дерево свободной рукой, но добился лишь того, что лестница поползла по стене. Меч Логена вонзился ему в бок, и дикарь отклонился назад со стоном, взмахнув руками, копье выпало и свалилось вниз. Логен снова вонзил в него свой меч, сделав стремительный выпад, так, что едва не упал на противника. Большеносый вцепился в него, стараясь стянуть за парапет. Логен ударил его в лицо рукояткой меча. Голова дикаря откинулась назад, со следующим ударом изо рта вылетело несколько зубов. После третьего удара он потерял сознание и упал с лестницы в грязь, забрав с собой одного из своих товарищей.
— Давай шест! — прокричал Логен карлу, стоявшему с мечом в руке.
— Что?
— Шест, придурок!
Парень схватил влажное бревно и кинул его Логену. Логен бросил свой меч и изо всех сил стал вбивать сучковатый конец бревна между стеной и верхней частью лестницы. Карл подскочил к нему и помог. Лестница скрипнула, закачалась и стала отклоняться назад. Удивленное лицо очередного дикаря появилось над стеной. Он увидел бревно, увидел Логена и карла, со злостью навалившихся на шест, и сорвался с лестницы, которая рухнула прямо на головы его товарищей внизу.
Другую лестницу им удалось приставить дальше по стене. Бойцы Бетода полезли по ней, закрывая головы щитами, в то время как Красная Шляпа и его карлы бросали в них камни. Некоторым удалось вскарабкаться на парапет на участке Доу — Логен слышал оттуда крики и шум схватки. Он прикусил окровавленную губу, размышляя, идти ли ему на помощь, и решил не делать это. Он нужен здесь.
Поэтому Логен поднял меч Делателя, кивнул карлу, который помогал ему, встал около стены и затаил дыхание. Он ждал, когда дикари полезут снова, а вокруг кипело сражение. Воины дрались, убивали друг друга и падали замертво.
Точно демоны в холодном, сыром, кровавом аду. Это длилось четыре дня, а кажется, что вечно. Как будто он никогда не видел ничего другого. Возможно, так и есть.
Пошел дождь, словно у Ищейки мало было трудностей и без того.
Дождь для лучника — худшее из зол. Ну, кроме всадников, которые могут тебя затоптать, но на башне этого можно было не бояться. Луки стали скользкими, тетива растянулась, оперение стрел намокло, и все это очень мешало точной стрельбе. Дождь не только лишил их преимуществ, но мог обернуться большими потерями. Три здоровенных дикаря трудились над воротами: двое долбили тяжелыми секирами размякшее дерево, а третий пытался вбить колья в образовавшиеся отверстия, чтобы использовать их как рычаг и отодвинуть бревна, закрывавшие створки.
— Если мы не разберемся с ними, они снесут эти ворота! — прохрипел Ищейка в прохладном, влажном воздухе.
— Угу, — произнес Молчун, кивая, вода капала с его взлохмаченной шевелюры.
Выслушав порцию мычаний от него и указаний от Тула, Ищейка повел своих людей на стену и выстроил их вдоль скользкого парапета. Шестьдесят влажных луков были опущены вниз, тетивы натянуты до скрипа, стрелы нацелены в сторону ворот. Шестьдесят воинов, хмурые, вымокшие, поливаемые дождем.
— Отлично. Залп!