Последний фуршет
Шрифт:
— Почему?
— При рождении пуповина обмоталась вокруг шеи, с тех пор у нее сохранился страх перед удушьем.
— Она ничего не может сделать с собой? — удивилась Лиза.
— Она пробовала. Но решила, что проще отказаться от свитеров и водолазок, чем мучить себя. Это на Западе люди ходят к психоаналитику, мы не такие тонкие. Мы ведь можем водолазки не носить. Подумаешь. — Она пожала плечами...
Лиза глубоко вдохнула, подняла руки, потянулась, повернувшись к солнцу, которое, уверенно прожигая облака, собиралось занять все утреннее небо. У нее
А... разве не что-то похожее обещал график, который они строили вместе с Ксений Петровной? Кажется, сила ее энергии начинала возрастать...
21
Такико работала по контракту в Доме науки и образования в районе Итабаси, в Токио.
— Прекрасное место, — говорила она, показывая этот дом Славику. — Знаешь, во сколько он обошелся муниципалитету? — Она округлила глаза. Казалось, цифра, какую готовилась произнести, вселяла в нее восторженный трепет. Как ужастики в малолеток, которые их смотрят на экране или читают. — Больше чем в два миллиарда иен. Там все бесплатно. Я хочу, чтобы мой ребенок, который будет наполовину славянин, научился там всему.
— А ты не боишься, что славяне ленивые? — Он сощурился и посмотрел на нее.
— Что ты! Что ты! Я много читала... У славян есть то, чего нет больше ни у кого.
Славик с любопытством взглянул на японку:
— Интересно, а что у них есть такое, чего нет у других?
Казалось, лицо Такико стало еще шире и круглее, а глаза подернулись мечтательным туманом.
— У них есть... душа.
— Ох, — выдохнул Славик. Он хотел объяснить ей, рассказать... Но, снова взглянув на Такико, передумал.
— Вот видишь, ты знаешь сам, — она кивала, как китайский болванчик, а Славик пытался вспомнить то, что изучал когда-то о сходстве и взаимопроникновении двух культур, китайской и японской. Что-то туманное... Четко и ясно могла бы объяснить только Лиза.
Снова Лиза, одернул он себя. Не слишком ли часто? Славик провел рукой по лицу, словно снимая невидимую пелену.
— А ты что делаешь на работе? — спросил он.
— Я программист. Работала в Силиконовой долине, — сказала она, — в Калифорнии. Но меня сократили. Ты, наверное, знаешь, в Штатах урезают программы по электронике. Поэтому я приехала сюда.
— Так ты больше американка, чем японка, — заметил Славик.
— Я хочу быть гражданином мира, — серьезно заявила Такико. — Я хочу поехать с тобой в Россию.
Они снова занимались любовью, и Слава чувствовал, насколько искусна и свободна эта женщина. Ему не нужно думать — получится у него так, как надо, или нет. Японка обладала чем-то, что позволяло брать ее так, как он никогда не брал женщину.
— Ты хочешь детей? — спросила она, когда они лежали, обнявшись, а дыхание стало ровным.
— Я не думал об этом, — он засмеялся. —
— Нет. Она видела тебя не так, — сказала Такико, всматриваясь в лицо Славика. — Она, я думаю, смотрела на тебя, как американки на мужчин. Я знаю их принцип. Я — это я. Ты — это ты. Я не хочу жить в тебе, раствориться в тебе. Я не требую этого и от тебя. Она так говорила, да?
Славик удивленно кивнул:
— Примерно.
— А мне нравится по-другому. Я — это ты. Ты — это я. Я хочу, чтобы мы растворились друг в друге...
И она показала ему, что имеет в виду.
Славик не узнавал себя...
Такико помогала ему работать на Андрея Борисовича, а он обнаружил в себе кое-что новое. Довольно просто, оказывается, проводить сделки не только с выгодой для хозяина, но и для себя самого. Разница между ценой, по которой продавал угрей отец Такико, и той, которую платил Андрей Борисович, была небольшая, но была, причем на каждом килограмме. А килограммов становилось все больше.
Но от этой малости Славик испытывал какое-то новое чувство по отношению к себе. Обычно Лиза говорила ему, сколько попросить за свою работу.
Такико, судя по всему, была увлечена исполнением плана собственной жизни. Она уже думала о том, где будет учиться ее ребенок, чему и у кого.
Однажды она привела Славика в Дом науки и образования. Увидела высокого японца в темном костюме и сказала:
— Славик, я хочу познакомить тебя с господином Ямомото.
Мужчины раскланялись.
— Господин Ямомото руководит садиком, который принадлежит женской районной организации.
Славик изумился.
— Я учился в Токийском университете, но оставил его. Мне всегда хотелось работать в социальной сфере. Я сдал экзамен и получил здесь место, — объяснил японец.
— Вы работаете с малышами? — В глазах Славика стоял неподдельный ужас.
— Я люблю их. — Он обнял ребятишек, которые льнули к нему, отталкивая друг друга, стремясь оказаться как можно ближе к Ямомото. Он не отстранял никого, а только шире раскрывал объятия.
Славик почувствовал, что сам вот так, как эти малыши, жался сперва к матери, потом к Лизе, а теперь — к Такико...
— Ты хочешь, чтобы наш ребенок ходил в садик к господину Ямомото? — Такико хитро посмотрела на Славу.
— Д-да... конечно, — сказал он, полагая, что она говорит о далеком будущем.
— Милости просим, — пригласил господин Ямомото.
— Я все узнала, обо всем договорилась, — сообщила Такико, когда они отошли подальше. — Наш сын родится зимой.
Славик недоверчиво смотрел на нее.
— Но...
— Я так рада, Славик.
— Мы... должны пожениться... — вымолвил он.
— Не должны. Только если ты хочешь. Впрочем, по древнему обычаю, на самом деле — должны. — Она засмеялась. — Уже давно. — Славик нахмурился, пытаясь отыскать что-то, как говорила Лиза, в запасниках памяти. — Если ты открываешь мужчине свое имя, значит, соглашаешься на брак. Так было, правда в далекой древности.