Последний фуршет
Шрифт:
Славик потряс головой. Никогда он не замечал за собой способности и желания мыслить столь отвлеченно. Он знал, кто он на самом деле — толмач. И никогда, если честно, не интересовался ничем, кроме самого языка. Это Лиза вникала в историю Японии, ее культуру, литературу. Поэтому и помогла Славику вознестись выше, чем тот сумел бы без нее. Впервые он отчетливо увидел реальность, и сердце сжалось от боли, как никогда за всю его жизнь.
Так что теперь? Как вывезти сына в Москву? Он был уверен, что в Японии с ним не справится.
Славик ходил по комнате. К тому же виза
Он остановился возле окна, Мишутка захныкал. Черные глаза смотрели с укоризной, будто старались заставить его о чем-то вспомнить. Важном.
Славик напрягся.
— Мишутка, ты умница, — прошептал он.
Ах, как ему повезло. У Такико американское гражданство.
Он сел на стул, Миша заныл, Славик почувствовал легкую досаду.
— Мишутка, ты мешаешь мне думать, — предупредил он.
Мальчик снова хныкнул, давая понять ему, отцу, что ничего важнее желаний сына нет на свете.
«Ты — это я», — так можно было перевести на человеческий язык его нытье.
— Ты — это я, — вспомнил он, как говорил Лизе, а она смеялась.
— Ты — это ты. Я — это я. Нам повезло, что мы встретились... — Лиза трясла длинными рыжеватыми волосами.
— Глупости, — обрывал он ее.
Славик усмехнулся. Такико объясняла ему это. Но иначе. Значит, ей не нравится принцип, которого придерживалась Лиза. А Такико...
Погоди, сказал он себе. Разве Лиза не говорила ему, что он плохо знает японцев?
— В Японии, когда ты слышишь «да», не всегда значит, что с тобой соглашаются. Ты сам знаешь грамматику. Если в твоем вопросе есть отрицание, то японец ответит «да».
А вдруг он неправильно понимал и Такико? Понимал ее так, как хотел. Славик свел брови. Нет, он не мог ошибиться. Впрочем, теперь уже некого спросить.
— Японское «хай», — снова возник голос Лизы, которая помогала ему готовиться к встрече с коммерсантами, — то, что ты переводишь, как «да», чаще всего означает: «да-да». Это лишь подтверждение, что тебя слушают. Имей в виду. Я буду за тебя болеть, — говорила она, когда везла его на встречу, потом целовала на прощание.
А ведь она любила его, думал Славик. Как часто надевала его рубашку или халат и говорила:
— Надень мой. Помнишь, в старину японцы обменивались со своими возлюбленными одеждой? Они верили, что на ней остается частица души того, кто ее носил.
Иногда он ловил себя на мысли, что Лиза была больше японкой, чем Такико. Она даже гадала по шагам, вычитав в старой японской книге. Он усмехнулся. Интересно, нагадала ли она себе то, что с ними случилось? Такое простое гадание — счастье — несчастье — счастье — несчастье... И последний шаг — истина.
Он никогда не видел, чтобы Такико занималась чем-то похожим.
Славик положил малыша обратно в кроватку и пошел к телефону. Набрал длинный международный номер.
— Андрей Борисович, я возвращаюсь.
Он прилетел в Москву в слякотный осенний день. Получилось удачно — его квартира была свободна, тот, кто жил в ней, улетел в Японию по контракту. Квартира была в полном порядке, все прибрано, везде чисто и почти ничего не изменилось в его отсутствие.
Проверил счет в банке, там лежало ровно столько, сколько жилец должен заплатить по договору.
Замечательно, вздохнул Славик, чувствуя, как свой дом согревает его.
Мишутка заплакал. Он подошел к нему и взял на руки.
— Ну что, малыш? Будем жить дальше. Здесь, с тобой. Всегда.
Славик произнес последнее слово и осекся. Нет, не всегда. Только временно. В этом мире ничего нет навсегда. Мишутка останется с ним, пока он, отец, ему нужен. Пора привыкнуть к такому раскладу.
Даже Такико, которая собиралась оставаться с ним всегда и быть всем для него, ушла. Потому что так распорядилась судьба. Она как будто снова, еще раз, показала Славику, ударив наотмашь, что не бывает ничего вечного в жизни не вечной.
Он подошел к аквариуму. Рыбки плавали беззаботно, сыто. Жилец заботился о них. Орхидеи цвели. Все так, как при Лизе.
Но ее нет здесь. Хотя вещи по-прежнему висят в шкафу. Она забрала только часть, а он ничего не выбросил. Слишком быстро улетел в Японию, почти бежал...
Славик распахнул балконную дверь, впуская воздух Москвы.
«Что дальше? — спросил он себя. Нанять няню и жить. Растить Мишутку.
Шли дни. Сначала после Японии ему показалось, что в Москве все дешево, и деньги летели. А однажды он обнаружил, что счет почти пуст. Нельзя сказать, что Славик сразу запаниковал, нет, он словно чего-то ждал... Как будто кто-то позаботится об этом. Но деньги таяли, счет не восполнялся, что настораживало.
Андрей Борисович ему платил, но без особого энтузиазма. Славику казалось даже будто шеф не прочь, чтобы он уволился. Андрей Борисович развивал свой бизнес, ресторанов уже было три, и, похоже, угри для него больше не были первостатейным товаром. К тому же, как понял Славик, они приелись московским гурманам.
Славик прикинул, с чем бы он мог расстаться. Вспомнил о мече Такико. Такого меча, наверное, не держала в руках даже Лиза с ее навязчивой, как он считал всегда, страстью к клинкам. Она бы удивилась, если бы узнала, что у него за меч.
«Удивилась?» — одернул себя Славик. Да помнит ли она о нем вообще? Андрей Борисович ему в первый же день сообщил, что появилась новая звезда в ножевом бизнесе.
— Знаешь, как зовут? Елизавета Николаевна Соломина.
Он вздрогнул.
— Елизавета Николаевна?
— Ну да, ты привык звать ее Лизой.
Славик усмехнулся. Не зна-ает, на самом деле он привык ее называть не Лизой, а Лизуньей.
— Так что же она — продает их?
— Кое-что производит, кое-что продает, — сказал Андрей Борисович. — Удачно консультирует. Кстати, мой конкурент заказал у нее ножи для кухни. Замечательные вышли. Сталь прекрасная. Где берет — не знаю. Но говорят, нарыла какие-то рецепты, а металл делают ее мастера. Она быстро раскрутилась, мужики до сих пор от удивления не могут рты закрыть. Да, Славик, вот так. Я всегда говорил, что она из вас двоих креативщица. А ты как?