Последний фуршет

Копейко Вера Васильевна

Ответ Славик не мог найти и отдавался во власть Такико, которая жаждала служить ему. Впрочем, Лиза тоже служила, но по-другому. Она считала, что он не выживет без ее усилий. Славик чувствовал, как она сопротивляется самой себе. А эта японка отдает себя каждой клеточкой, с восторгом, без колебаний.

Сын родился, и Славик с удивлением обнаружил, что он теперь отец. Но Такико оставалась верна себе — она отдавала ему лишь радость игры, а все трудности и заботы брала на себя.

Что сказала бы Лиза, если бы

узнала, что он на самом деле чувствует себя отцом?

22

 — Ну, — Ксения Петровна посмотрела на часы, — торжественный ужин, я думаю, готов. Вика с семейством приедет к полуночи, она мне позвонила, а мы с тобой пойдем, посидим пока, поболтаем.

Они с Лизой молча шли вдоль бордюров из сиреневых мелких хризантем, к которым приникали, прячась от наступающей осени, странные, похожие на лилии, цветы без листьев. Каждый цветок, без стебля, высовывался из земли сам по себе. Лиза хорошо знала, как он называется, более того, такие росли у нее на даче, но сейчас не могла вспомнить.

— Ох, — выдохнула она, переступив через порог кирпичного дома, который стоял в дальнем углу сада.

— Разувайся, — скомандовала Ксения Петровна. — Здесь все, как в настоящем японском ресторане.

Лиза сбросила черные туфли и стояла, не отрывая глаз от низких столиков, от хорошо знакомых плошек. Господи, как давно она не видела ничего такого. Уже стала забывать и запах моря, исходящий от сырой рыбы, с острым привкусом йода. Почувствовала во рту теплую горечь саке.

— Но вы не говорили, что...

— Зачем говорить? Лучше показать и дать попробовать. Не все из нашего «Дома друзей» бывали в японском ресторане. Так почему им не доставить такое удовольствие?

— Но здесь все... — Лиза огляделась. — Все так правильно, точно.

— Еще бы нет. Дипломная работа, новоявленного дизайнера по интерьеру, твоего бывшего ученика и моего внука Игоря. Он хотел стать мыслителем Востока вроде Конрада и Алексеева, но гены, понимаешь ли, диктуют свое.

— Гены? Откуда они у него? — удивилась Лиза.

— Да так вышло, потом объясню.

Лиза чувствовала, сегодня она узнает что-то еще. Но хватит ли у нее сил удивиться?

— Садись, посидим, — Ксения Петровна указала на татами возле бамбуковой ширмы.

Они опустились, а Лиза спросила:

— Как вам удается держать людей в таком... радостном настроении? Ведь чтобы оценить вот это, — она указала на маленький зал, — надо уметь по-прежнему испытывать удовольствие от жизни.

— Они умеют. Ты сама знаешь и видишь.

— Так в чем дело?

— В вере.

— Вере? Во что? Они знают, что обречены, знают свой срок. Вы его не скрываете.

— А зачем? Человек должен соотносить себя и время, чтобы успеть то, что еще не успел. Веру, о которой я говорю, может быть, лучше назвать доверием. Ко мне, ко всем, кто здесь работает. Они должны знать, что дороги нам. Чего больше всего боится человек?

— Чего? Боли?

— Ее тоже. Но еще страшнее оказаться в жалком, беспомощном или неприглядном виде. Мы не только до гробовой доски, но и после нее хотим вызывать приятные чувства у окружающих. Пускай порадуются, — она кивнула на маленький зал, — что завтра наступит еще один день, в котором есть еще что-то хорошее.

— А считается, — сказала Лиза, — люди лучше себя чувствуют не среди таких же обреченных, а рядом со здоровыми.

— Я так не думаю, — покачала головой Ксения Петровна. — Здоровые вызывают зависть — ты не можешь того, что они.

— Жаль, я мало времени провела с Надеждой Сергеевной.

— Не горюй, она видит тебя с небес, смотрит, как ты распоряжаешься тем, что составляло смысл их с Иваном жизни, — Ксения Петровна похлопала рукой по руке Лизы. Камень блеснул желтым кошачьим глазом. — На их месте я бы осталась довольна, — заметила она.

— Правда?

— Конечно. Ты повернула мастерскую Никанорова так, как он сам бы не сумел.

— Странно, но после того, что вы рассказали, во мне как будто все стало на место, — Лиза усмехнулась. — Почти.

Ксения Петровна внимательно посмотрела на свою крестницу. Ее волосы, соломенного цвета с медовым отливом, отросли, доходя до середины шеи. Густые, жесткие, они оттеняли нежность кожи лица.

— Это видно, — заметила она.

— На самом деле? — удивилась Лиза. — А я думала, что это только внутри.

— Что внутри, то и снаружи, — бросила Ксения Петровна. — Ты больше не будешь, я думаю, выставлять миру уши? — Она поморщилась.

Лиза взглянула на нее и, догадавшись, о чем речь, улыбнулась.

— Прикрытые уши позволяют услышать то, что опасаются говорить при нахально выставленных на всеобщее обозрение. И потом, я заметила, что женщине занятие мужским делом приносит большую прибыль.

— Ты становишься сообразительной, — Ксения Петровна похлопала Лизу по плечу. — Мужчины-коллеги галантно уступают дорогу, не подозревая, что ты — конкурент на их поле. А тебе только это и надо. Спохватятся, а ты уже впереди! Да, кстати, как бал?

— Я отказалась, — Лиза поморщилась. — Я пресытилась такими сборищами. А сабли, которые мы сделали, поехали на бал. — Она улыбнулась. — Но какой заказ я получила после бала!

— Говори.

— Мне заказали три копии японских самурайских мечей. — Лиза закрыла глаза. — Для съемок телевизионного сериала. Мои ребята уже потирают руки.

— Как у тебя с ними? Все в порядке?

— Да, никаких неожиданностей. Я удачно прописалась, как они шутят.

— Наш общий друг, между прочим, рвется повторить визит. Похоже, без меня.