Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II
Шрифт:
— Я целовал тебя в гробу, прося вернуться, — прошептал Александр, склоняясь к прозрачному лицу Валентины. — И ты вняла моей молитве, Тина. А если я поцелую тебя сейчас…
Граф склонился к неподвижному лицу и замер, не смея коснуться губ.
— Но хочешь ли ты вернуться? Я сейчас понимаю, что в своей дикой мечте не видел главного — тебя… Я молил тебя о ребенке, а ты молила меня о любви, которой нет без свободы. Я обрекал тебя на вечное мучение, зная, что не в состоянии подарить тебе счастье… А ты слепо пошла за мной ради свадебного танца, зная что в конце пути тебя неизбежно
Граф отстранился от мертвой вильи и принялся искать глазами луну, закутавшуюся в утреннюю дымку.
— Неужели и ты, как Брина, думаешь, что нашему ребенку будет хорошо без матери? Как троица едина, так едины муж с женой и их дитя… Мир становится плоским, если убирают из него третье измерение в виде материнской любви… Это мое проклятье… Вы уходите от меня, думая, что я в состоянии дать детям вашу любовь, но я не в состоянии… Во мне нет любви, потому что для того, чтобы подарить ее другому, надо взять ее у кого-то, а мне ее никто не давал. Никогда!
Он вновь смотрел на прозрачное, словно стеклянное, лицо вильи.
— Тина, отчего же я был слеп столько времени? Все сорок недель я пытался вернуть тебя прежнюю, понятную мне, вместо того, что принять тебя той, которой ты мне досталась… Я вновь пытался полюбить мечту, а не реальность… Сумеешь ли ты простить меня? Сумеет ли простить мне наша дочь, что я проглядел тебя? Что ты улетела, презрев все человеческие засовы… Я молил Господа удержать тебя, я спрятал твои крылья, как прячут Библию, но я не оказался достойным тебя… Ты — дитя звезд, а я — порождение тьмы и могилы. И все равно я люблю тебя, Тина! Я люблю тебя, Тина! Я люблю тебя, Тина! Я сказал это три раза! Слышишь?
Граф Заполье не понимал, что ищет в неподвижном лице. Неужели он ждал пасхального чуда? Но Пасха уже закончилась… Он, как всегда, опоздал…
— Ты ничего не ответишь, — Александр потряс головой. — Ты умерла тогда, в Петербурге… Просто не могла уйти окончательно, потому что не выполнила свою миссию, не подарила мне наше маленькое чудо… А я, дурак, думал, что счастье никогда не приходит одно… Вернись ко мне, если можешь… Если же нет, прими мои волосы в знак величайшей скорби. Я впервые чувствую раскаяние за свой эгоизм…
Ножницы продолжали лежать на траве, куда он их бросил. Граф проверил лезвия на остроту, срезав несколько молодых травинок, и поднес ножницы к своей челке. Но сомкнуть их не успел, потому что на его запястье легла теплая рука.
— Не смейте!
Голос заставил его разжать пальцы, и ножницы бесшумно упали в молодую траву.
— Мне не нужны ваши волосы. Это вам зачем-то понадобились мои.
Граф не смел открыть глаз.
— Я люблю тебя, Тина. Поверь, эти три слова даже после смерти значат слишком много, чтобы кидаться ими. Прости, что я не сказал их раньше… Я срезал не твои волосы, а волосы вильи. Мне нужна ты, Тина. Вернись!
— Откройте глаза, Александр.
Темные ресницы графа поползли вверх, а пальцы с длинными ногтями опустились на ставшие вдруг теплыми плечи сидящей напротив него обнаженной девушки.
— Ты вернулась ко мне? Или к нашей дочери?
Валентина дернулась назад, но пальцы графа, словно кандалы, успели намертво сомкнуться на ее запястьях.
— Какая дочь? Вы о чем, Александр?
— Наша, моя и твоя, — выдохнул граф. — Ты не помнишь? Ты ничего не помнишь?
— Я… Я помню танец с Дору, а потом я… Я, кажется, спала… И сейчас…
Граф осторожно притянул Валентину к себе и мягко коснулся ее щеки свободной рукой.
— А сейчас ты проснулась… Но время не отмотать назад. Можешь считать, что я взял тебя силой — но ты мне жена, у нас есть дочь и… Графине не подобает ходить в таком виде вне супружеской спальни.
Валентина еще раз попыталась вырваться.
— Зачем вы играете со мной, Александр? Снова? Как я попала сюда? И где?
Она схватилась за грудь и замерла, не поднимая глаз на хозяина замка.
— Ты отдала свое сердце мне, — ответил граф тихо и вновь прижал дрожащее тело к груди, чтобы коснуться губами мокрых льняных волос. — Нет, ты отдала его нашей дочери… Идем. Мы так и не выбрали для нее имя…
Свободной рукой граф сорвал с себя рубашку и надел на Валентину. Та судорожно принялась ее застегивать. И рубашка заменила ей мини-платье.
— Прости, что я не выпускаю твоей руки. Я просто помню, на что ты способна, — улыбнулся Александр. — Я безумно рад, что ты вновь откликаешься на свое имя, но с этого пути никто не возвращается… Но теперь, когда ты вспомнила себя прежнюю, быть может, человеческий разум подчинит себе твою дикую нечеловеческую природу?
Но Валентина ничего не ответила. Она едва переставляла ноги, в которых не было прежней твердости. Однако покорно шла за хозяином замка, не пытаясь больше вырваться.
Глава 23 "Бесстрашная любовь"
Александр сжал между указательным и большим пальцами кольцо с рубином и оценивающе посмотрел на получившийся круг.
— Зачем вы это делаете, Александр?
Валентина недоуменно воззрилась на улыбающегося вампира, пытаясь вырвать левую руку из его цепкой хватки, только кольцо уже надежно сомкнулось на ее безымянном пальце.
— Прости, я не ношу бриллианты, — улыбнулся граф. — Камни, хранящие силу огня, согревают мертвое сердце, а холодного блеска мне хватает в небесах. Дору в свое время плохо сжал свое кольцо, но мое ты не потеряешь, потому как я не намерен больше терять тебя. Ты — моя на все времена.
Глаза Валентины горели холодным зимним огнем, но жар его все равно растекался по бледным щекам румянцем, или же то был лунный отсвет от камня, вспыхнувшего кровавым пламенем, когда новая хозяйка подняла руку к глазам, словно не веря им.
— Александр, — голос Валентины дрожал, а взгляд скользил по все еще закрытой двери, подле которой граф остановил ее, чтобы вручить кольцо.
Серые глаза бежали от светящегося тайным огнем темно-карего взгляда вампира, который едва сдерживал улыбку, чтобы не разрушить очарование торжественного момента.