Последний глоток сказки: жизнь. Часть I и Последний глоток сказки: смерть. Часть II
Шрифт:
— Поторопись, дитя, если хочешь застать свой чай хотя бы теплым. Хлеб и мясо, увы, давно холодные.
Валентина не смогла сдержать дрожь, которая расползлась по телу с первым же звуком бархатного голоса графа Заполье, и была благодарна ему за то, что тот не повернул в ее сторону головы и продолжил читать книгу. Он всегда читал в кресле. Он вообще всегда читал!
Она села на заботливо отодвинутый Дору стул и поблагодарила за шаль, которую тот набросил ей на плечи, прежде чем присел рядом и осторожно взял вилку, чтобы с трудом проткнуть ей мясо.
— Похоже,
Валентина смотрела в прищуренные глаза юного графа и не понимала, какой реакции ждет от нее Дору. Это что, его новый план — отправить ее на кухню, чтобы издеваться над обонянием несчастного графа? Но рот раскрылся сам собой и выдал просьбу:
— Сбегай, милый, в машину. Там у меня заварные булочки…
— Ты уже съела две!
Валентина вскинула глаза и чуть не вскрикнула, увидев через стол темные глаза графа. Как, как тот за какую-то долю секунды смог пересечь гостиную?! Она не выдержала огненного взгляда графа и уставилась на его бледную руку с двумя огромными, как и ее рубин, перстнями: длинные пальцы продолжали сжимать книгу.
— Papa, позвольте мне принести их, — начал тихо Дору. — А то ведь сливки могут испортиться.
— В нашем-то холоде?
Отец устремил на него испепеляющий взгляд.
— Но она хочет есть, а есть то, что готовит Серджиу, невозможно. Это же настоящая подошва!
Дору демонстративно попытался отпилить ножом кусочек мяса.
— Возьми нож поострее, — осадил его граф, не глядя больше на девушку, будто той и вовсе не было в столовой. — Никакого сладкого больше, ты меня понял?! Она в эти последние дни должна есть только нормальную еду, и чем та будет проще, тем лучше будет для всех нас. Есть разные способы утолять голод, Дору, и не мне тебе напоминать о них.
Повисло молчание, которое должно было разразиться бурей. Валентина пыталась удержать слова во рту, хотя и понимала, что сопротивляться желаниям Дору бесполезно. И вот ее неестественно тонкий голос пропищал:
— В следующий раз я съем все четыре за воротами замка.
Она зажмурилась, словно от вспышки молнии, а когда открыла глаза, то стул, на котором еще секунду назад восседал граф, был пуст. Дору же довольный откинулся на спинку своего стула и принялся стучать по столу столовыми приборами, словно барабанными палочками. Тогда Валентина с тяжелым вздохом положила на хлеб кусок мяса прямо так, целиком, и откусила чуть ли не половину бутерброда за раз. Дору улыбался, глядя на то, как ее зубы мужественно ведут сражение с приготовленной горбуном едой. После победного вздоха Валентина сказала:
— За эти две недели я умяла годовую норму сладкого и наконец-то поняла, как вкусны хлеб и вода. Может, пункт сладкого мы вычеркнем из сценария? Я действительно больше не в состоянии его есть.
— Да ты что! — Дору аккуратно сложил нож и вилку на салфетку треугольником, вместо креста. — Пока в списке раздражителей папочки десерты занимают первое место. Конечно, если ты все же решила…
— Нет! — завизжала Валентина и тут же прикрыла ладонью рот, чтобы уже прошептать: — У меня останавливается сердце, когда он вот так кидается ко мне.
— Да не кидается он, а просто подходит. Ну пойми, что нам необходимо контролировать себя, чтобы двигаться медленно, как живые люди. Ну, а ты, ты же делаешь все, чтобы отец перестал себя контролировать… Ведь в этом суть нашего спектакля. Пойми же, аскетизм — это его главная шиза, которой он всех решил заразить — даже его закадычный дружок Мойзес Буэно сбежал из замка в бессрочное кругосветное путешествие. А он самый жуткий скряга, которого когда- либо носила земля. Так вот, если отец поймет, что тебя будет невозможно посадить на нашу диету, то он запретит мне жениться. И Эмилю тоже. Я, кстати, намекнул ему, что выбрал смертную, потому что ни одна вампирша не пожелает отказаться от живой человеческой крови. Ну и смертная, выходит, тоже… — хохотнул Дору. — А когда к шоколаду мы приплюсуем твои джинсы…
— Я привезла платья, они в машине, — осторожно перебила его Валентина. — Я уже сказала про них графу.
— Зачем?! — Дору зло сжал губы и дернул за салфетку так сильно, что нож с вилкой перекатились через стол и со звоном ударились о деревянные половицы. — Как ты посмела своевольничать?
Он видел, как от его слов задрожали плечи девушки, и понимал, что она не отодвинула свой стул от стола только из страха усилить его гнев. Напускной. Но она-то об этом не знала…
— Я его боюсь, — тихо сказала Валентина то, что он знал и без всяких ее признаний. — Позволь хоть немного его задобрить…
— Ты что, забыла зачем ты здесь? — Дору прошелся по горячей щеке острым ноготком. — Александр желает, чтобы все его слушались, и он не допустит, чтобы в замке был кто-то, кто перечит ему. Особенно, если этот кто-то — женщина. Пойми же, он должен понять, что его стереотипы о женщинах устарели, и что для его же спокойствия лучше, если рядом с нами не будет жен. Какими еще словами я должен тебе это объяснять? А теперь выпивай-ка свой чай и пойдем танцевать рок- н-ролл до самого утра, или пока лестница не рухнет, или папочка нас с нее не спустит.
Валентина молча допила чай и с обреченным видом поскакала за женихом.
А в предрассветный час выдохшийся нетопырь влетел в склеп и рухнул на крышку гроба, из которого послышалось недовольное мычание разбуженного Дору. Граф Заполье с облегчением вздохнул: впереди его ждало несколько часов тишины. Никогда ночи не казались ему такими длинными, как в последние две недели, а ночные прогулки на безопасном отдалении от замка, чтобы не мешать влюбленной парочке веселиться, никогда так не выматывали. Интересно, к этому тоже привыкают… будущие свекры? Остается надеяться, что у Эмиля все же хватит ума найти себе достойную пару. Не зря же он в конце концов в качестве приемного сына выбирал взрослого серьезного юношу. Жаль, конечно, что тот, вместо того, чтобы урезонить Дору, сам в какой-то мере попал под дурное влияние вечного юнца.