Последний год
Шрифт:
Глава четырнадцатая
Виконт д'Аршиак в ту же ночь изучил новые документы. Это уже не был «вчерашний суп». Оскорбления, нанесенные Пушкиным обоим Геккеренам, были таковы, что не допускали ни минуты промедления с вызовом противника к барьеру. Этого требовала честь Геккеренов. В этом была теперь первая обязанность секунданта. Секундант, допустивший колебание, тоже рисковал своей честью. Малейшая оттяжка – и несмываемое пятно ляжет на славное имя виконта д'Аршиака в Петербурге и в Париже.
Виконт д'Аршиак знал, как следует ему действовать. Рано утром 26
Александр Сергеевич прочитал записку: он добился своей цели, не повторяя вызова. Но когда же назначить время секунданту Дантеса? Приезд д'Аршиака может всполошить весь дом. По счастью, Таша и Азинька званы сегодня на чай к тетке Екатерине Ивановне. Следовательно, можно без опасений принять д'Аршиака после пяти часов. Но в это же время мог прийти Тургенев. Ему тоже не следует видеться здесь с д'Аршиаком. Вслед за приглашением д'Аршиаку Пушкин написал записку Тургеневу. Неотложные меры взяты.
Виконт д'Аршиак, получив ответ Пушкина, недовольно нахмурился. Ждать до пяти часов вечера! Бессмысленная проволочка! Зато после встречи с Пушкиным он поведет дело к быстрому концу.
Но разве никто не мог виконту д'Аршиаку помешать? Взять хотя бы Петра Андреевича Вяземского. Еще вчера жена говорила ему о каких-то новых затеях Пушкина. А Вяземский с утра уехал в департамент. С головой ушел в служебные дела.
Не следовало ли вмешаться самой Вере Федоровне? Неужто не встревожили ее загадочные признания Пушкина? Но княгиня никуда из дома в этот день не выезжала – мучилась мигренью.
Не поехала никуда и баронесса Евпраксия Николаевна Вревская. Решила было она броситься к Наталье Николаевне Пушкиной и все ей открыть. Совсем уж было собралась и вдруг остановилась в нерешительности. А что она знает, кроме того, что Пушкин говорил ей о какой-то моральной пощечине? Вот и уверила себя Зизи, что ничего толкового не может она сообщить. Да и не хочется ей видеться с Натальей Николаевной! Вдруг выйдет новая и, может быть, непоправимая для Пушкина беда… Так и не поехала никуда баронесса Вревская, хотя оттого не стало легче у нее на сердце.
К Пушкину днем пришел Тургенев. И будь бы даже провидцем Александр Иванович, ничего не заметил бы он особенного в поведении поэта. Разбирали выписки из парижских бумаг, потом проводили Наталью Николаевну и Александру Николаевну, уезжавших к тетке. В четыре часа спохватился Тургенев – ему давно пора уходить.
Ровно через час явился к Пушкину виконт д'Аршиак, с которым только на днях завтракал Тургенев.
Виконт д'Аршиак вручил Пушкину письмо Геккеренов. Пушкин не стал его читать. Заявление виконта о встрече противников в кратчайший срок целиком отвечало желаниям Пушкина. Но д'Аршиак просит назвать имя секунданта, с которым он, д'Аршиак, хочет встретиться тотчас.
Секунданта у Пушкина нет. Проще бы всего назвать графа Соллогуба, но Александр Сергеевич решительно отметает эту мысль. Соллогуб проявил в ноябрьских переговорах опасную склонность к миротворчеству.
Приходится ответить д'Аршиаку, что он сообщит имя своего секунданта позднее. Виконт подчеркивает, что будет ждать известия с часу на час. Он держится строго официально и, закончив короткий визит, уезжает.
У Пушкина гора с плеч. Опасного гостя никто не видел. А секунданта нет как нет! И не к кому, оказывается, обратиться. Каждый, кого введешь в это дело, непременно начнет искать путей к миру, которого не может быть. Мысль о том, что возникнут бесконечные переговоры, вроде тех, что были осенью, несносна поэту. Вот как трудно, оказывается, найти надежного секунданта!..
Виконт д'Аршиак ждал ответа, можно сказать, не выпуская хронометра из рук. Оскорбления, нанесенные Пушкиным, равносильны оскорблению действием. В таких случаях не допускается никакой отсрочки. Об этом говорят все дуэльные кодексы, действующие в просвещенных странах. Понимает ли это Пушкин?
Проходит час, другой. Виконт снова напоминает запиской: он будет ждать избранного Пушкиным секунданта до одиннадцати часов вечера – у себя, а после этого срока – на бале у графини Разумовской…
Он уже проявляет явное нетерпение, пунктуальный виконт д'Аршиак.
Но что может ответить Пушкин? Секунданта у него так и нет. Да еще, на беду, Азинька дозналась, от кого получил Пушкин записку, поставившую его в такое затруднительное положение! Она спрашивала с ужасом:
– Опять д'Аршиак, опять Геккерены?..
– Я доверюсь вам совершенно, – отвечал поэт. Коротко рассказал о своем письме к голландскому посланнику и заключил спокойно, бодро: – Не пугайтесь, дело придет к наилучшему концу. Но окажите и вы, Азинька, доверие мне: ни слова Таше!
Значит ли это, что он потерял, наконец, веру в Ташу? Значит ли это, что доверие, полное, от всего сердца, Пушкин оказывает теперь только Азиньке? И какой ценой ей придется за это доверие заплатить? Неужто опять дуэль?..
Пушкины уезжали на бал к графине Разумовской. Азинька провожать не вышла. По неведению своему она надеялась, что новую бурю, как и осеннюю, можно отвести. Но теперь сама Азинька, без помощи Таши, спасет Пушкина. Ей и только ей открылся поэт. Довольно быть Александре Николаевне чужой тенью! Бог ее вразумит.
Она не торопила господа своими молитвами. Если Пушкин поехал на бал к Разумовской, стало быть, не сегодня и не завтра разразится буря. Азинька не без основания оглядывалась на медлительные события ноября.
Конечно, понятия не имела она о том, что секретарь французского посольства виконт д'Аршиак, побуждаемый обстоятельствами, отсчитывает последние минуты отсрочки.
Пушкин увидел д'Аршиака на бале, но секунданта своего назвать так и не мог. Виконт укоризненно поджал губы. Он вынужден ждать до утра. Не дольше. Закончил короткий разговор холодным поклоном.
Но где же искать секунданта? На бале, что ли? И Пушкин ухватился за эту совершенно невероятную мысль. Почему бы и нет?
Ходил между гостей и присматривался. Ему на глаза попался знакомый секретарь английского посольства – длинноносый, прозванный попугаем, но, в отличие от всех попугаев, чрезвычайно молчаливый, Артур Меджинис. Меджинис не будет по крайней мере ни болтать, ни миротворствовать.