Последний ход за белой королевой
Шрифт:
– О, целый год! – ужаснулась дама.
– В Париже трудно с полями для гольфа, – поделилась с хозяйкой своей печалью Мальвина.
Дама посмотрела на стенные часы, скорее всего, очень старинные:
– Мой муж уже кончил играть и сейчас сидит с друзьями в баре.
Она набрала номер телефона и очень быстро заговорила в трубку. Потом положила трубку и начала извиняться:
– Я стала очень забывчива. Хорошо, что у Дика отличная память. Вы спрашивали, сколько лет здесь жил господин Лоренцо. Долго. Дому уже около тридцати лет, а он был его первым владельцем. Сначала он жил с отцом, потом отец его умер. А вот куда уехал господин Лоренцо, Дик не знает. Но
Вернулась она быстро. В руках держала почтовую открытку.
– Вот, – она протянула ее мне.
Я взял открытку. Летящие аисты или журавли, я не очень разбираюсь в орнитологии. Три аиста или три журавля – справа, три аиста или три журавля – слева. И ничего больше.
– Все открытки одинаковые? – спросил я.
– Да, абсолютно одинаковые.
Я поверил.
– Хотите кофе?
Мы отказались.
В гостинице рассматривали открытку. Открытка как открытка. Три птицы справа, три птицы слева.
– Ты обратил внимание, птицы справа – не точная копия птиц слева? – спросила Мальвина. Вот где пригодилось ее умение справляться с картинками «Найди семь ошибок».
– Нет. Но что это меняет? Может быть, это разные породы журавлей. Или аистов. Или цапель.
– Когда домой в Бразилию? – спросила Мальвина.
– Завтра, – ответил я.
– А аисты?
– Думаю, господин Лоренцо улетел куда-то вместе с ними. Но утешает, что мы были на правильном пути, хотя немного не успели.
– Опоздали на три месяца.
И потом глубокомысленно изрекла:
– Опоздание на один день ничем не отличается от опоздания на два года.
– Ты как всегда права, – согласился я, и мы отправились в ресторан, где я сразу заказал двойную порцию «Чивас Регал».
108. Поэтические вечера
Через день мы уже сидели в своей квартире в Сан Бартоломеу.
Встретили нас как старожилов. Приветствовали на улице, спрашивали про Европу.
– Нет, вы непременно придете к нам и расскажете, – требовал синьор Рамирес Порталью.
– Как жаль, что вы не были в Италии! – вздыхала его супруга Росалиа.
Синьор Алберту Перейра раскатывал на новом темно-синем «мерседесе-500». А падре Джованни весело улыбался:
– Правильно сделали, что поехали в Европу. Вам нужно было прийти в себя после этой чертовщины на кладбище!
Но самое удивительное – дела нашего салона шли просто блестяще. За мое отсутствие управляющий Эрнесту Мигел продал семь машин, отремонтировал двенадцать. При этом продавал он автомобили не только в Сан Бартоломеу, но и в соседние городишки. Перед самым нашим приездом он получил предложение от центрального офиса «БМВ» в Рио быть представителем этой фирмы в нашем городе.
Познакомившись с финансовым отчетом, я понял, что продажа машин и ремонт – занятие более перспективное, чем поиск сокровищ.
Посетили мы и нашего адвоката синьору Исидору. Как всегда серьезная, она со словами «если разрешите» ознакомила меня с какими-то нормативными документами по-португальски, после чтения каждого из которых разводила руками:
– Вас это в принципе не касается.
Как-то очень быстро жизнь наша вошла в привычное русло. Машины, гости, деловые встречи. Когда живешь в маленьком городе и принадлежишь к элите, то свободного времени бывает очень немного. Но птицы, изображенные на открытке, не давали нам покоя. По вечерам мы вертели открытку и рассуждали.
– Так аисты или журавли? – спрашивала Мальвина.
– Скорее всего, журавли.
– Почему?
– Аисты – это из фольклора Западной Европы. А журавли – любимая птица русских писателей, поэтов.
– «Летят журавли», – подсказала Мальвина.
– Верно. Надо подумать, что из этого фильма могло бы послужить отгадкой. Ты видела этот фильм?
– Давно.
– И я давно. Но помню хорошо. Давай вернемся к нему позже, посмотрим песни.
– «Мне кажется порою, что солдаты…» – снова подсказала Мальвина.
– Верно, песня на текст Гамзатова.
«…Мне кажется порою, что солдатыС кровавых не пришедшие полей,Не в землю нашу полегли когда-то,А превратились в белых журавлей…»– Ничего подходящего, – вздохнула Мальвина.
Я согласился.
– Человек, подбрасывающий нам загадки, из другого поколения, чем те, которые знают песню Гамзатова. Скорее всего, этот человек должен знать другую песню о журавлях.
«… О, как больно душе, как мне хочется плакать!Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..»– Знаешь такую песню?
– Смутно.
Я рассказал историю, связанную с этой песней. Дело было лет двадцать пять назад, на целине в комсомольском отряде. Тогда я буквально спас одну свою знакомую.
– В то время эта песня считалась эмигрантской, оскорбляющей Советский Союз. Посуди сама:
«…Вот уж близко летят и все громче рыдая,Словно скорбную весть мне они принесли…Из какого же вы неприветного краяПрилетели сюда на ночлег, журавли?…Я ту знаю страну, где уж солнце без силы,Где уж савана ждет, холодея, земляИ где в голых лесах воет ветер унылый,То родимый мой край, то отчизна моя.Сумрак, бедность, тоска, непогода и слякоть,Вид угрюмый людей, вид печальный земли…О, как больно душе, как мне хочется плакать!Перестаньте рыдать надо мной, журавли!..»Моя знакомая где-то у костра спела эту песню. Кто-то донес. Понимаешь: «бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы» – просто оскорбление любимой родины. Такое наплели. А песню тогда знали все, пели. Поставили вопрос на комсомольском собрании. Я выступил и авторитетно заявил, что, мол, песня замечательная и она справедливо критикует царскую Россию. Когда кто-то из начальства стал возражать, я пояснил, что песня написана в 1871 году Алексеем Жемчужниковым, другом и сподвижником Некрасова, одним из создателей Козьмы Пруткова, написана в Германии и что автор, естественно, имеет в виду царскую Россию, потому как другой тогда еще не было. А вот приписывать слова «бедность, тоска, угрюмые люди, солнце без силы» Советской России – это как раз и означает распространять сознательную клевету на нашу любимую родину и с такими клеветниками следовало бы разобраться.