Последний ход за белой королевой
Шрифт:
– На баронессе Морнингтауэр.
– О да! У нее произошло большое несчастье. Скончался муж!
– Какое горе! – воскликнул я. – Она его так любила. Что с ним приключилось?
– Катался на велосипеде и потерял управление. Упал в обрыв.
«Катался на велосипеде и потерял управление. Упал в обрыв». Где-то я это уже слышал. Но эта точно не мать Тереза!
– Несчастная вдова!
– Да. Но она быстро утешилась. Вышла замуж за родственника умершего мужа. Много старше ее. Но он лорд.
– Теперь она – леди?
– Не только. Скоро ее мужа назначат послом ее величества в какую-то страну и она станет женой посла.
Я смотрел на Алис и поймал себя на мысли, что она оставалась такой же, какой я знал ее раньше: ироничной, умной, всё понимающей. И не удержался:
– А ты не изменилась.
И про себя обрадовался, что говорим мы по-английски, где нет «ты», и моя дочь не сможет определить уровень моего знакомства.
Появился человек в темном костюме, подошел к Алис:
– Пора, мадам.
Алис протянула Карине коробку конфет.
– Бери все, девочка. Ты очень похожа на отца.
Потом повернулась ко мне и сказала по-французски:
– До свидания, малыш. Напрасно ты в последний раз быстро уехал из Парижа.
– Но ты сама меня прогнала.
– Женщины отличаются от мужчин тем, что мужчины никогда не признают своих ошибок, а женщины признают. Я ошиблась.
И ушла.
– Она графиня? – спросила Карина.
Я удивился:
– Почему ты так решила?
– Говорила про баронов, лордов.
– Во Франции давно уже нет графинь.
– Тогда она актриса.
– Нет. Она руководитель службы безопасности.
– Всей Франции?
– Почти.
– Ну и знакомые у тебя, папа!
– Да у меня даже дочь – сотрудник ФБР.
– Это правда, – согласилась Карина.
Мы уселись на свои места в первом классе. Карина держала в руках коробку конфет, подаренных Алис.
Мы долго молчали. Потом она повернулась ко мне:
– Я очень горжусь тобой, папа.
Неужели догадалась.
Глава тридцать седьмая
ХУДОЖНИКИ КВЕБЕКА
177. Дама из Шербура
– Что теперь будем делать? – спросил Билл.
– У нас осталась одна ниточка. Семицветов.
– Есть идеи, как его найти?
– У меня есть знакомый художник, некто Вестфеллер. Я недавно совершенно случайно узнал, что он работает в Шербуре. Это Квебек, на границе с Вермонтом. Может быть, он знает что-то про Семицветова.
– Поедешь в Шербур?
– Сначала попытаюсь узнать, действительно ли этот Вестфеллер в Шербуре.
– Чем мы можем тебе помочь?
– Пока ничем.
– Ты бывал в Шербуре?
– Нет. Но наслышан про шербурские зонтики.
– Дождливое место?
Я не стал просвещать пытливого американца рассказом о печальной истории, которая произошла под великолепную музыку Мишеля Леграна в том Шербуре, что находится не в Квебеке, а во Франции.
– Сначала я позвоню.
В списке художников Шербура имени Вестфеллер не значилось.
Я решил поговорить с кем-нибудь из местных живописцев: может быть, он что-то знает про своего коллегу Вестфеллера.
Я выбрал салон с многообещающим названием «Salon de grandes esp'erances», что означало «Салон больших надежд». Где-то я слышал, что в отличие от маленьких надежд большие иногда сбываются.
Высокий женский голос прокудахтал:
– Алло.
Не поняв, на каком языке это «Алло», я начал разговор по-французски и, как можно в более доступной форме, объяснил, что приехал издалека, из самой Франции, и что мне нужно найти господина Вестфеллера.
Ответом мне было «Почему вы позвонили мне?» по-французски. Хоть с языком не ошибся! В Квебеке это важно. Не на том языке начнешь разговор, на том же языке можешь сразу окончить, таковы дружеские отношения между двумя языковыми комьюнити.
Я хотел было начать разъяснения по поводу господина Вестфеллера грустными словами: «Дело в том, что я…», но был остановлен неожиданно разговорившейся собеседницей:
– Вы, наверное, абсолютно лишены представления о живописи! Знаете ли вы, что…
И дальше пошла оценка различных направлений живописи и крайне нелестная оценка творчества господина Вестфеллера.
Я решил отойти от диспута о живописи:
– Я хотел бы найти мадам Анжелику Вестфеллер или, может быть, она еще Анжелика Дижон. Она тоже художница. Знаете такую?
– А ее все знают. А что касается «художница»… Вас интересует, что она рисует руками или ногами?
Кики не меняет своих привычек, удовлетворенно оценил я, и хотел было внести ясность, но мадам «Большие надежды» продолжала кудахтать:
– Может быть, у вас во Франции ее творчество и назвали бы произведением искусства. Я в прошлом году была в Париже и лицезрела художников на Пигале. У нас таких бы забрали в полицию за издевательство над вкусом. Да, да.
– Рисунки господина Вестфеллера меня не интересуют, – решительно заявил я.
– А он и не рисует. Рисует она, эта, как вы ее назвали «Анжелика», мы ее звали просто «Кики», а ее муж, этот Вестфеллер трижды идиот. Во-первых, он верит, будто все верят, что рисует он, а не эта Кики. Во-вторых, он считает, что она гениальна.