Последний интегратор
Шрифт:
"Бронтозаурус" катил по пустой Республиканской улице. Кханды сидели тихо. Они не казались испуганными или расстроенными. Они ничего не говорили, на вопросы не отвечали. Даже дети не шумели.
– - Этим ещё повезло, -- сказал один полицейский нам с Артёмом.
– - В Юго-западном микрорайоне семью кхандов соседи чуть не пришибли.
– - За что?
– - спросил Артём.
– - За то, что кханды, -- сказал полицейский.
– - Из-за них ведь такой дождь. Наши ребята помешали, а то бы... А соседей, авзанов наказали штрафом. Всё из-за этих кхандов.
– - Он говорил это прямо
– - За такую работу надо и денег давать побольше. А то домой зайти некогда, ребёнка не видишь. Меня жена самого скоро пришибёт.
Второй полицейский кивал в ответ на каждую фразу. Лейтенант недовольно слушал подчинённого и наконец крикнул:
– - Отставить болтовню!
Я дрожал. Мне было холодно. И мне было противно от самого себя.
Я не хотел пришивать ромб СД на Гуровский свитер. Я надел старый свитер. Поэтому мне было холодно.
Я не хотел участвовать в вывозе кхандов на Острова, в этом дифферском деле. Я участвовал. Поэтому мне было противно.
Но как я мог не участвовать? Я остался один, без какой-либо поддержки. Власти уже не скрывали: интеграционный эксперимент окончательно закончился. Инткома больше не существовало. Карапчевский исчез, Никмак исчез, Жебелев оказался предателем и уехал. Евгения тоже собиралась уезжать -- в Никополис, к родителям.
Один я ничего не мог. Я решил, что надо пережить это трудное время, не привлекать к себе внимания. Надо притвориться, что выбрал одну-единственную дорогу. Жить, как все студенты. Надо сохранить себя для дальнейшей борьбы.
Но и это -- борьба! Бывает борьба явная и бывает борьба тайная, скрытая, подпольная. Карапчевский и его товарищи с этого начинали, с тайных собраний. Я до последнего надеялся, что Карапчевский, как сказал Никмак, затаился и готовится к новым сражениям. Если я был прав, когда-нибудь он свяжется со мной.
Поэтому я сбрил бороду, вступил в СД и ходил в патрули с Артёмом. Поэтому я выполнял приказ о помощи полиции в вывозе кхандов на Острова. Но мне всё равно было противно...
"Бронтозаурус" въехал на улицы старого города. Он докатил до Туганки, перевалил мост и остановился у здания старой пятиэтажной гостиницы. Площадь перед зданием была забита "Бронтозаурусами" и людьми в плащах и с автоматами. Всё это для того, чтобы охранять безобидных кхандов.
Полицейские вывели кхандскую семью. Мы тоже вышли, но внутрь нас не пустили. Нас никогда не пускали внутрь.
К нам подошёл лейтенант и сказал, что на сегодня всё. Он должен был довезти нас до штаба на "Бронтозаурусе", но вместо этого спросил:
– - Сами до штаба дойдёте?
– - Дойдём, -- сказал Артём.
Мы перешли мост. Справа показался музей с оврагом Туганки позади, слева -- набережная Ерги. Артём уговорил меня подойти к оврагу. Я с удивлением увидел, что овраг до половины наполнен водой. Подземного хода не было видно.
Артём рассказал, что под поверхностью воды скрыт только вход. Дальше подземный ход делает перископический изгиб и продолжается выше уровня воды. А ещё дальше опять снижается и проходит под руслом Ерги. Там музейщики остановились. Начались дожди, вход забили землёй и накрыли плёнкой. Юлик хотел возобновить
* * *
Последние дни мы жили в штабе СД -- в Пединституте. Завтракали, обедали и ужинали в столовой, ночевали в гимнастическом зале в спальных мешках. Домой не отпускали даже тех студентов, которые жили в общежитии неподалёку.
В институте было холодно и сыро. Мы мёрзли больше, чем зимой.
Мы с Артёмом и другими патрульными поели остывшей каши и пошли в гимнастический зал. Денис позвал нас и предложил горячего чая. Он умудрился где-то раздобыть термос с горячим чаем. После чая Артём и Денис затеяли карточную игру с другими студентами. Я в одежде лёг на спальный мешок и укутался одеялом, высунув наружу только глаза.
Я думал о кристалле-карандашике, который дал мне Жебелев. Но ничего не надумал.
В зал вошли ещё два истфиловца -- четверокурсник и пятикурсник, которые вернулись с патрулирования. Они громко и весело разговаривали. Они говорили о том, какие кислые лица были у кхандов, которых отвозили в старую гостиницу.
– - Со мной училась одна бледная поганка, -- сказал четверокурсник.
– - Учился -- не доучился. Мы его...
Из-за ржанья окружающих окончания я не услышал. Я откинул одеяло, медленно поднялся и заковылял к четверокурснику и пятикурснику. Артём и Денис отвлеклись от карточной игры.
– - Сколько лет терпели!
– - сказал четверокурсник.
– - Заткнись, -- сказал я ему в спину.
Я сказал это так тихо, что он не расслышал. Он повернулся ко мне с весёлым лицом, как будто ожидал, что я присоединюсь к его болтовне.
– - Заткнись, -- громче сказал я.
– - Чего?
– - сказал четверокурсник.
– - Ему что-то не нравится, -- сказал пятикурсник.
– - Тебе что-то не нравится?
– - спросил у меня четверокурсник.
– - Просто заткнись, -- сказал я.
У меня не было сил что-то ему объяснять.
– - Дай-ка ему, -- сказал пятикурсник.
Вокруг стали собираться студенты. Начиналась драка. Всем хотелось стоять, сжимать кулаки и кричать: "Врежь ему, врежь!"
Четверокурсник толкнул меня. Я устоял и толкнул его. Он толкнул меня сильнее.
Подскочил Артём. Он встал между нами, легко раздвинул нас руками и сказал:
– - В чём дело, ребята?
– - Ты у своего друга спроси!
– - сказал пятикурсник.
– - Мы говорили про поганок, -- сказал раскрасневшийся четверокурсник.
– - А тут этот...
– - Заткнись, гад!
– - крикнул я.
– - Заткнись, диффер!
Я обогнул Артёма, вцепился в четверокурсника, и мы повалились на спальные мешки. Я совал кулак куда-то ему в нос, в ухо. Он отбивался руками и ногами.
Артём оторвал меня от четверокурсника и отодвинул к Денису. Денис взял меня за руки.
– - Посмотрим ещё, кто тут гад, -- сказал четверокурсник и шмыгнул носом, из которого шла кровь.
– - Этот защитник поганок...
– - сказал пятикурсник.
За его спиной встало ещё несколько человек.