Последний интегратор
Шрифт:
Маленький Ваня думал, что эти каменные солдаты заснули. Он думал, что когда-нибудь они проснутся и снова начнут войну.
Ваня и Кирилл шли вдоль объездной дороги, смотрели на грузовики и темнеющий за дорогой лес, и однажды Кирилл сказал:
– - Раньше здесь были кхандские посёлки. Тогда везде вокруг Туганска были кхандские посёлки. Теперь остался только один -- за рекой.
– - Откуда ты знаешь? В книжке вычитал?
– - спросил Ваня.
– - Нет таких книжек, -- сказал Кирилл.
– - Мне дед рассказал. Он на Островах живёт.
Уже
ГЛАВА X. СНОВА ИЮНЬ
– - Кто здесь Тюменев?
– - спросила какая-то строгая женщина.
Студенты указали ей на подоконник, на котором я сидел. Я сполз с подоконника. Строгая женщина брезгливо посмотрела на моё лицо, на котором красовались синяки и ссадины, и сказала:
– - После экзамена -- к ректору.
Я не успел спросить о причине, как она уже ушла.
– - Ректор без нашего Ваньки не может управлять институтом, -- сказал Артём.
На рукаве его пиджака была нашивка -- чёрный ромб с красными буквами СД. Такие же нашивки были у всех студентов, даже у девушек. Всех студентов записали в организацию под названием Студенческая дружина по охране порядка. Коротко -- Студенческая дружина. Хотя это была добровольная организация, но никого не спрашивали, хочет он туда вступить или нет. Меня тоже записали. Нашивка лежала у меня в кармане.
Я был не против вступления в СД. Помогать полиции патрулировать улицы, ловить шпану и пьяниц -- что в этом плохого? Расцветка ромбов напоминала чёрно-красные галстуки Легиона. А как я мечтал о Легионе, ещё когда ходил в детский сад! Как я завидовал старшим ребятам! Какие у них были значки -- орёл со сложенными крыльями! Но ещё лучше были значки у старшеклассников из Преторианской гвардии -- орёл с расправленными крыльями.
Я пробыл в Легионе всего год -- в первом классе. Легионерская жизнь уже ничем не отличалась от обычной гимназической жизни. Никаких тебе военных игр. А потом Легион и вовсе закрыли. Остались только лагеря Легиона, которые переделали в Лесные лагеря. Родители почему-то радовались закрытию Легиона. Я не мог понять, чему тут радоваться.
Студенческая дружина была похожа на Легион или Преторианскую гвардию. Но теперь я почему-то сомневался. Я думал, что чиновники, которые придумали СД, наверняка дифферы. Как и все чиновники. А в дифферских делах я участвовать не собирался. Я хотел посоветоваться с Карапчевским. Поэтому носил нашивку в кармане.
Из кабинета вышел Денис. Он показал мне пять пальцев -- конечно, пятёрка, и спрашивать не надо!
– - и подошёл к Наташе. Она пришила ромб золотыми нитками -- так он был ещё заметнее.
Я решил, что зайду среди последних. Латынь никогда мне хорошо не удавалась, и подготовился я плохо. Неудобно готовиться, когда при каждом повороте или напряжении между рёбрами ввинчивается
Артём тоже ждал конца экзамена. Он тоже плохо подготовился. Но по другим причинам. Он так старательно притворялся равнодушным, когда смотрел в сторону Дениса и Наташи, что всё было ясно.
Артём получил четвёрку, а я напереводил на тройку, но профессор сжалился и поставил четвёрку. Мы вышли и со словами: "Друг мой, брат мой!" -- начали так прыгать и танцевать, что у меня опять стрельнуло между рёбрами. Профессор нас наверняка услышал, но нам было всё равно. Мы были уже третьекурсники, а не какие-то второкурсники и тем более не эти малыши-первокурсники. В коридоре никого не было, никто не хотел разделить нашу радость.
За окном шумел бесконечный мелкий дождик. Такой серый, такой нудный, такой осенний... Печальное сопровождение для нашего триумфа.
– - Тебе же к ректору, -- сказал Артём.
– - Тебя подождать?
– - Не надо, -- сказал я.
– - Я потом...
– - В Интеграционный комитет, -- понял Артём.
– - Может, ты со мной?
– - спросил я.
– - Мне вечером в патруль, -- сказал Артём и похлопал по ромбу на рукаве.
Мы распрощались, и я пошёл к ректору. Строгая женщина в приёмной ректора велела мне сидеть и ждать. Я сел в приёмной. Строгая женщина велела мне сидеть в коридоре и ждать. Я ждал полчаса.
Через полчаса из кабинета вышел сам ректор и его посетитель. Посетитель был невысокий мужчина, в очках, с залысинами. Сам он был довольно щуплый, но лицо у него было по-младенчески круглое. Он пытался придать своему младенческому лицу сердитое выражение -- хмурил брови и сжимал пухлые губы.
– - Виктор Викторович, -- сказал ректор, -- не беспокойтесь. Наш институт на вашей стороне.
В присутствии круглолицего он как будто старался сузить своё расплывшееся квадратное тело.
– - Хотелось бы верить, -- сказал круглолицый и сердито посмотрел на меня.
Проводив посетителя, ректор тоже посмотрел на меня, но не позвал, а ушёл к себе. Я просидел ещё пять минут. После этого строгая женщина разрешила мне войти.
Я уже был знатоком начальнических кабинетов, и меня не удивил ни Т-образный стол, ни портрет президента, ни египетские безделушки на столе. А сам ректор меня тем более не удивил.
– - Тюменев?
– - сказал он, что-то записывая.
– - Что у вас, Тюменев?
Как будто не он меня вызвал, а я сам к нему припёрся.
– - Последний экзамен?
– - спросил он.
– - Да, по латыни, -- сказал я.
– - И что получили?
– - Четвёрку.
– - Поздравляю. Но можно было лучше. Ведь можно было?
Я думал о том, зачем он меня вызвал. Это же не гимназия, а он не классный руководитель, чтобы ругать каждого за оценки.
– - Вы ведь член Студенческой дружины, -- сказал ректор.
– - Почему не носите нашивку?