Последний is человек
Шрифт:
Понтифик засмеялся, его смех поддержали все собравшиеся.
Том почесал затылок.
– Действительно говорят, на Бога надейся, а сам не плошай.
– …А теперь серьёзно. Никто не покинет границы Ватикана, пока не будет сформирован чёткий план действий. Начнём. Господь с нами.
Том улыбнулся:
– Да прибудет с нами сила, так было бы уместнее.
Слава богу, его опус никто не услышал.
Понтифик окрестил всех присутствующих, спустился и сел на приготовленный для него стул. На трибуну вышел очень грузный и большой гвардеец.
– Уважаемые, на сегодня регламент такой. Мы заслушаем тех, кто уже готов высказаться. Прений и споров, пока все не выскажутся, не будет. Каждый выслушивает мнение каждого, не перебивает. Нарушитель дисциплины
Гости зароптали.
– Теперь, прошу тех, кто уже готов высказаться поднимите руки, гвардейцы раздадут номера очередности.
– Если так пойдет, то ещё пара дней, и вся эта разношёрстная ученая братия наденет капюшоны и станет ходить строем, – подумал Том.
– И ещё всем одинаковые четки, – услышал Том и перепугался. Том решил, что разговаривал вслух сам с собой, и кто-то сзади услышал и добавил фразу к его крамольной шутке. Том осторожно повернулся, на него никто не смотрел. Видно, мысль была очевидной и у кого-то вырвалось, Том успокоился.
Половина следующего дня у Алексы ушла на сбор и сортировку уцелевших листов. Когда все было разложено по порядку, Алекса связалась с Юрой и попросила отключить у нее клинолазер. Юра как человек дотошный, естественно, стал допытываться, в чем дело. Алексе даже не пришлось врать, она просто показала Юрию рубец на руке. Юра отключил систему и пообещал, что завтра первым делом займётся ремонтом клининга. Но Алекса убедила его не спешить и отложить ремонт на пару дней. Далее, уже наученная горьким опытом, она первым делом сложила в контейнеры не только гаджеты, но и разрисованные листы. И только после выдернула кабель гравитационного паласа.
Замысел Алексы был прост, она решила поднять палас, а остатки шифрованного видео записать прямо на полу и, в случае чего, скрывать записи от сторонних глаз паласом. В теории всё казалось простым и легко выполнимым, но на практике оказалось несколько сложнее.
Во-первых, при отсутствии гравитационного поля на видео стали появляться серьёзные помехи, сильно искажающие тайнопись, а к Юрию с этой проблемой идти пока не хотелось. Во-вторых, при отсутствии внешних гравитационных полей, гравитация, создаваемая обувью, стала создавать серьёзные проблемы при передвижении, и никакая регулировка не помогала исправить ситуацию. А без обуви, в состоянии невесомости, работать не получалось. И третье, самое главное, что окончательно сделало копирование в невесомости невозможным, это то, что жидкая тушь слетала с кисти, даже при мало-мальски резком движении, и разлеталась по помещению.
Конечно, был и один плюс, бутылку-линзу возле глаз, в отсутствии гравитации, можно было удерживать совсем без помощи рук, только наморщив носик, но этот фактор погоды не делал.
И всё же Алекса нашла выход из положения. И совсем не потому, что она была самой умной, самой ловкой, самой сильной и вообще, самой-самой с самого детства. Алекса была на голову круче всех везде и всюду: во всех организациях, во всех коллективах, будь то спортивные секции, образовательные КОЛИБРИУМЫ 17 или даже вокальные студии. Но в этот раз её беспредельная крутость была не причём, ей просто повезло. Когда Алекса укладывала на место гравитационный палас, она случайно положила его обратной стороной наверх. После включения выяснилось, что и в таком положении он прекрасно работает. Тогда Алекса решила наносить изображения на тыльной стороне включённого гравитационного паласа. И работа пошла. Хотя бутылку, используемую в качестве линзы, приходилось держать рукой.
17
КОЛИБРИУМ – образовательное учреждение.
В первый день в карцер был отправлен всего один человек. Это был православный епископ, кажется, с Кипра. Наказание он получил не за споры, а за то, что он нес с трибуны. При этом, все три предупреждения вынес ему сам понтифик, так как гвардейцы, учитывая высокий церковный сан киприота, не решались его остановить.
Епископ вылез на трибуну одним из первых и понес апокалиптическую чушь, ссылаясь то на библейскую саранчу, то на фантастов ХХ века… Короче, по его мнению, не хрен дёргаться, нужно молиться и в муках принять Божью «милость». Пока его стаскивали с кафедры, наверное, каждый из присутствующих сожалел о том, что карцер киприоту светит всего на сутки.
В первый день работали недолго. Через пять, максимум шесть часов выступления прекратили. Всех чудно накормили и развели по номерам, извиняюсь, по кельям. Хотя в большинстве отелей, где мне выдавалось останавливаться, номера, в сравнении с этими кельями, выглядели захудалыми сараями.
Второй день начался с драки. Два научных противника, которые до этого дискутировали только в прессе, находясь по разные стороны Атлантики, на сей раз вцепились друг другу в глотки, и при помощи кулаков, ногтей и зубов смогли в непосредственной близости отстаивать свою сугубо научную точку зрения.
Тому удавалось прикидываться немым и уходить от вопросов ещё несколько дней. Он понимал, что в случае разоблачения, карцер на год будет сравним с манной небесной. Но дело уже было не в боязни разоблачения. Том втянулся в происходящее и старался не пропустить ни одного доклада, ни одной мысли. Можно сказать, что он ловил каждое слово, даже каждую букву, будь то выступление докладчика или прения. Несмотря на абсурдность большинства выдвигаемых мнений и теорий, общая картина вырисовывалась вполне понятной. Конечно, как победить ужасный вирус, который оказался вовсе и не вирусом, а какой-то инопланетной спермой, было ещё не понятно, но собравшийся коллоквиум начал работать продуктивно. Бывшие противники начинали, как говорится, дудеть в унисон. На совершенно абсуодную теорию одного нанизывалась ещё более фантастическая трактовка другого, а дальше третьего, четвёртого… В результате, в конце цепочки, состоящей из полного научного и околонаучно бреда, вырисовывалась ясная, обоснованная и всем очевидная теория.
Такие метаморфозы очень забавляли и увлекали Тома. Он часто был так увлечён, что начинал азартно выкрикивать либо браво, либо какие-то замечания и уточнения. Выкрикнув, Том осекался от собственного голоса, озирался, но каждый раз оставался нерассекреченным. Все вокруг были так же увлечены процессом, что до Тома и его ложной немоты никому не было никакого дела. Конечно, так не могло продолжаться вечно. В конце четвёртого дня, Том так увлекся, что не заметил, как выскочил прямо к кафедре, для того чтобы лично задать уточняющий вопрос докладчику. Тот был с Мадагаскара, говорил без переводчика, но не очень хорошо и с сильным акцентом. Из-за двоякого понимания его мадагаскарского английского поднялся шум, и Том рванулся к кафедре. Он даже не успел задать вопрос докладчику, как его за плечо взяла и остановила огромная сильная рука. Том тут же ощутил себя нашкодившим школяром и виновато повернулся. Перед ним стоял огромный гвардеец-швейцарец и пристально глядел Тому в глаза.
Глава 3
Алекса зависла над исписанным от и до паласом. Зависла в двух смыслах этого слова. Во-первых, в прямом смысле, отключив гравитацию, и в образном, она никак не могла понять, что могут означать эти каракули.
Алекса изогнулась, резко перевернулась и занырнула в ботинки. Крепёжки затянулись, создав вместе с гравитатором приятное урчание. Алекса перевернула палас в правильное состояние и, пока шла до кабеля включения, подумала, что гравитаторы обуви делают ходьбу похожей на ходьбу в коньках без чехлов по асфальту. Алекса усмехнулась, она только что смотрела это видео, где она, ещё малышка, выбежала со льда к папе. И никак не могла понять, чему он не рад и почему ругается, и машет на своего любимого птенчика руками. Да, изменилось в мире многое, но коньки, как и прежде, были железными, а асфальт асфальтовым, извините за тафтологию.