Последний курорт
Шрифт:
Несмотря на возбужденное состояние. Пенни не смогла удержаться от мысли, что если Эстер собиралась стать бабушкой, то пора бы и одеваться соответствующе…
— Я сделала тест, — сообщила Пенни, с трудом сдерживая радость, — и результат оказался положительным.
Эстер уставилась на нее не мигая.
— Вы меня слышите? — Улыбка начала сползать с лица Пенни.
Вместо ответа Эстер отвернулась к окну.
— Поздравляю, дорогая, — пробормотала она.
Пенни смотрела на нее, не веря своим глазам, в то время как Эстер продолжала стоять как истукан.
— Как вы думаете, что скажет Дэвид? — неуверенно спросила Пенни — она была так ошеломлена, что с трудом понимала, о чем говорит.
Эстер пожала узенькими плечами, затем, неожиданно повернувшись и посмотрев на Пенни, поинтересовалась:
— И что ты собираешься делать?
Пенни совершенно сбило с толку ее поведение, она просто не знала, что ответить.
— Гм… — промычала она, поднося ладонь ко лбу, — ума не приложу. Наверное, надо сообщить об этом Дэвиду, но как связаться с ним?
В этот момент в кухню зашел Уолли.
— У меня будет ребенок, — выпалила Пенни, не успев остановить себя.
Уолли остановился на секунду, потом продолжил свой путь через кухню.
— У-уф… — только и пропыхтел он.
— Пенни хочет знать, как ей связаться с Дэвидом, — равнодушным тоном сообщила ему Эстер. — Возможно, если мы воспользуемся нашими связями…
— Эстер, ты же знаешь ситуацию, — оборвал ее Уолли.
— Да-да, разумеется! — торопливо согласилась Эстер, опуская голову.
Пенни переводила взгляд с Уолли на Эстер и чувствовала, как начинает дрожать от злости. Но, черт побери, как бы там ни было, умолять их она не собиралась.
— Ладно, — заявила Пенни, сжав кулаки, — я и сама могу выяснить, где Дэвид, так что, пожалуйста, не беспокойтесь. Сейчас я ухожу, и, вероятно, вам лучше вообще забыть о моем визите.
Когда она выходила из кухни в сад, ее догнала Эстер.
— Зайди к врачу, — посоветовала старушка, тяжело дыша. — Тебе обязательно надо это сделать. А я обещаю, что все будет в порядке.
Пенни отмахнулась от нее.
— Я позвоню тебе, как только смогу! — крикнула Эстер, когда Пенни уже села в машину и захлопнула дверцу. Эстер кричала что-то еще, но Пенни надавила на педаль газа и стремительно выехала за ворота. Все безумие и глупость ситуации заключались в том, что Пенни только сейчас поняла, насколько легко она позволила Эстер убаюкать себя красочным изложением сценариев развития своей беременности, которая на деле грозила обернуться сплошным кошмаром.
В семь часов вечера этого же дня Пенни сидела одна в кухне. Она сходила к врачу, и теперь только оставалось ждать, когда он позвонит и назовет ей дату аборта. Она не знала, правильно ли поступает, и не была даже уверена, что приняла окончательное решение, — столько всего навалилось в последнее время. Пенни чувствовала, что ее охватывает какое-то безразличие, и уже с трудом понимала, что творится у нее в голове. Единственное, чего ей еще на самом деле хотелось, так это поговорить с Самми.
Взгляд Пенни лихорадочно метался по кухне. Она пыталась придумать способ передать сообщение Дэвиду или хотя бы просто пожелать ему счастливого Рождества и заверить, что думает о нем. Пьер исчез одновременно с Дэвидом, и Пенни подозревала, что он тоже в Штатах.
Возможно, и ему предъявлены какие-то обвинения. Звонок Сильвии исключался — она только что перенесла операцию, — а больше не оставалось никаких вариантов, кроме как позвонить в Администрацию по контролю за применением закона о наркотиках и попытаться связаться со Стерлингом. Пенни посмотрела на часы и быстро прикинула, сколько сейчас времени в Майами. Может быть, ей все же удастся разыскать номер телефона этого человека, который когда-то так напугал ее, а теперь оставался последней надеждой в попытке Пенни связаться с Дэвидом.
Но не успела она снять трубку телефона, как в прихожей раздался звонок, означавший, что кто-то просит впустить его в ворота. Пенни подошла к домофону.
— Алло!..
— Пенни, дорогая, это Эстер. Могу я войти?
Пенни ужасно хотелось ответить, что нет, но в данный момент для нее даже общество Эстер было лучше, чем одиночество. Она нажала кнопку, открывавшую ворота.
Понадобилось некоторое время, прежде чем Эстер перешла к цели своего визита, а когда наконец заговорила об этом. Пенни отчаянно пожалела, что впустила ее. Господи, это был просто какой-то бесконечный кошмар!
— Конечно, я не имею права требовать от тебя обещания не пытаться связаться с Дэвидом, — начала Эстер главную часть разговора, — но я должна объяснить тебе, как подобные попытки могут повлиять на его шансы получить более мягкий приговор. Мы слышали от других людей, которые работают на него и на Кристиана, — при этих словах Эстер покраснела, — что Габриелла намерена помочь ему, и в данный момент ничего важнее для него быть не может. Уверена, что ты понимаешь это. У Дэвида есть прекрасный дом, в который он может вернуться после тюрьмы и где его ожидают два сына, нуждающиеся в отце. Если ты сейчас сообщишь Дэвиду о своей беременности, то значительно осложнишь ему жизнь. Не сомневаюсь, дорогая, ты не обижаешься на меня за то, что я говорю тебе все это.
У Пенни голова пошла кругом от откровенности Эстер, она с болью в сердце осознала, что Эстер старается защитить Дэвида от нее. И тут Пенни подумала о несчастном, еще не родившемся ребенке…
— Кроме того, — продолжила Эстер, как будто читая ее мысли, — ты даже не уверена, чей это ребенок…
Внезапно глаза Пенни гневно сверкнули.
— Можете не продолжать! — процедила она сквозь зубы. — И вообще, уходите и больше никогда не возвращайтесь сюда. Но прежде чем вы уйдете, давайте договоримся: я не стану искать Дэвида, а вы никому никогда не расскажете о том, что я была беременна. Я специально сказала именно так. Ребенка не будет. Я сделаю аборт.
Эстер побледнела и отвернулась. Ей явно было стыдно — ведь она еще совсем недавно с таким жаром уговаривала Пенни оставить ребенка и строила самые радужные планы.
Пенни почувствовала сильное желание ударить старуху.
— Если я могу чем-нибудь помочь… — робко предложила Эстер, когда они подошли к двери. — Мы собираем вещи Дэвида в его квартире…
— Что значит — собираете вещи? — воскликнула Пенни, у нее появилось такое чувство, как будто эти мерзкие проходимцы роются в ее собственных вещах.