Последний легион
Шрифт:
— Понимаю, — тихо произнес Аврелий. Его сердце сжалось от мрачного предчувствия, и он повернулся, чтобы уйти.
— Солдат! — окликнул его Волусиан. Аврелий остановился.
— Почему ты так заботишься об этом мальчике?
— Потому что я люблю его, — ответил легионер. — И потому, что он наш император.
Аврелий так и не набрался решимости, чтобы рассказать об этой беседе Амброзину или хотя бы Ливии. Он продолжал надеяться, что происхождение Ромула может остаться тайной, — ведь Волусиан дал ему слово. А командир, безусловно, был человеком чести. И Аврелий скрывал гложущую его тревогу, изо всех сил стараясь выглядеть спокойным и даже шутить с Ромулом и товарищами.
До Парижа они добрались после пяти дней плавания, к закату; и все встали на палубе у поручней, любуясь открывшимся им видом. Париж стоял на острове посреди Сены, и его окружали, где укрепленные стены opuscementicum, a где — деревянные частоколы. Они видели крыши самых высоких зданий, и некоторые из них были черепичными, на римский манер, а другие — соломенными или деревянными, как крыши старых кельтских строений.
Амброзин подошел к Ромулу.
— На той стороне реки, напротив западного берега этого острова, похоронен святой Герман. Многие приходят туда, чтобы почтить его память.
— Это тот самый герой, который повел римлян Британии против северных варваров? Тот, о котором ты пишешь в своей тетради?
— Да, именно он. У него не было собственной армии, но он обучил нашу. Он создал военную структуру по принципу древних римских легионов. Но в одном из сражений он был смертельно ранен, и умер от ран. Как тебе известно, лишь я один слышал его последние слова, его пророчество… Как только мы сойдем на берег, мы отыщем его могилу, чтобы я мог попросить его защитить тебя в будущем, Цезарь.
Матросы тем временем готовились причалить. Звучали громкие приказы, все вокруг занимались делом. Речной порт Парижа был построен в то время, когда на острове появилось первое римское поселение, и с тех пор он не особенно изменился. Судно встало на якорь у первого из трех причалов; с кормы и носа сбросили канаты, которые были закреплены на специальных тумбах. Гребцы сложили весла по приказу кормчего. Волусиан вместе с младшими командирами сошел на берег, приказав иностранцам следовать за ним. Лошади, стоявшие на корме, также были сведены на берег, включая и Юбу, который отчаянно лягался и ржал, отказываясь подчиняться конюху. Амброзин, сбитый с толку, подошел к Волусиану.
— Командир, — заговорил он, — мы бы хотели еще раз поблагодарить вас за спасение наших жизней, и попросить вернуть нашего коня. Нам необходимо рано утром отправиться дальше, и…
Волусиан повернулся к нему.
— Вы не можете уехать. Вы останетесь здесь ровно на столько, насколько это будет необходимо.
— Командир! — взмолился Амброзин, однако Волусиан уже шагал к форуму.
Множество солдат окружили Амброзина и его спутников, офицер приказал иностранцам идти с ними. Аврелий жестом дал понять остальным, что сопротивляться не следует, а Амброзин в отчаянии стиснул руки.
— Что все это значит? Почему они задерживают нас? Мы ничего плохого не сделали, мы просто путники, которые…
Но он быстро понял, что никто его не слушает, и угрюмо пошел вместе со всеми.
Ромул приблизился к Аврелию.
— Почему они так поступают? — спросил мальчик. — Разве они не римляне, как и мы?
— Может быть, они по ошибке приняли нас за кого-то другого, — попытался успокоить его Аврелий. — Такое иногда случается. Но мы во всем разберемся, вот увидишь. Не беспокойся.
Солдаты остановились перед большим прямоугольным зданием невыразительной архитектуры. Офицер приказал открыть дверь, и путников ввели в большую пустую комнату. В ее стенах виднелись другие двери — маленькие, железные. Это была тюрьма.
— Ваше оружие, — потребовал офицер.
Последовало тяжелое, напряженное мгновение; Аврелий понимал, что его окружает множество солдат, и потому последствия его сопротивления могут быть ужасными. Он вынул меч из ножен и протянул его одному из тюремщиков. Его друзья, ошеломленные столь неожиданным окончанием путешествия, неохотно последовали примеру Аврелия. Все оружие было заперто в кладовке с железной дверью, находившейся в дальнем углу помещения.
Офицер шепотом переговорил с тюремщиком, потом приказал солдатам выстроиться в ряд — и пленников заперли в разных камерах. Ромул бросил отчаянный взгляд на Аврелия, но молча пошел за Амброзином в камеру, предназначенную для них двоих.
Они услышали, как захлопнулась тяжелая наружная дверь, и этот удар эхом разнесся по просторному пустому помещению… а потом чеканные шаги солдат затихли вдали. И осталась одна лишь тишина.
Ливия уселась на грязный топчан. Спать девушка была не в состоянии; она снова и снова обдумывала все, что произошло за последнее время, переполняясь гневом на тюремщиков. Но она понимала, что Аврелий поступил мудро, не сделав попытки оказать бессмысленное сопротивление.
— До тех пор, пока у нас хватает воли… — пробормотала она… однако ее очень тревожила судьба Ромула. Девушку потрясло выражение его глаз в тот момент, когда его уводили в камеру, и она поняла, что мальчик уже на пределе. Постоянное колебание между надеждой и ужасом, мечтой и отчаянием убивало его. Его отчаянная попытка бегства в Аргенторе показала, насколько он запутался и испуган, а теперешняя ситуация делала все еще хуже. Единственное, на что могла надеяться Ливия, — это на то, что Амброзин сумеет как-то успокоить взвинченные нервы ребенка и дать ему хоть какую-то надежду.
Ливия так глубоко погрузилась в размышления, что до ее слуха не сразу донесся шум у двери камеры. Девушка прижалась к стене, затаив дыхание.
Ее инстинкты, обострившиеся за долгие годы сражений, засад и побегов, проснулись мгновенно.
Тело и ум Ливии напряглись, готовые к прыжку, к действию…
Она услышала, как отодвинулся засов, услышала приглушенные голоса и сдержанный смех, — и сразу все поняла. Волусиан обещал, что с ними будут обращаться хорошо, однако появление в тюрьме молодой красивой девушки было явно неординарным событием для такой вонючей дыры, и, конечно же, нашлась парочка выпивох, решивших попытать счастья.