Последний леший
Шрифт:
— И ты, дед, что — его? — Сухмат вообще пребывал в полной растерянности.
— Шмотри, внучек, шмотри! — и дед Пильгуй оперся обоими руками о камень, — Шмотри, вот шила моя молодесшкая!
Трое наших героев — Рахта, Сухмат и Нойдак — впились глазами в камень, явно ожидая чуда. Дед продолжал упираться, но ничего не происходило. Камень как стоял, так и продолжал стоять, ни на волосок не двинувшись с места и даже не покачнувшись. Наконец, вздохнув, Пильгуй отнял руки от валуна.
— Вот, убедилишь?
— В
— В том, что вшя шила моя при мне!
— Как это?
— А я и в молодости не мог ни поднять, ни ш мешта шдвинуть этот камушек, — ухмыльнулся дед, — и шейчаш не могу!
Первым понял смысл шутки Сухмат, мгновением позже расхохотался Рахта, а вот Нойдак еще некоторое время растерянно смотрел на друзей, не понимая — чего это они хохочут, может, и ему надо смеяться за компанию? Но в этот момент и до северянина-простачка дошло, что над ним подшутили…
— И все-таки старость — не радость, — сказал Сухмат, когда все четверо возвратились в избу и вновь расселись на лавках за столом, — тебе, поди, еще жевать трудно — без зубов-то? Тебе кто пищу жует? Правнуки?
— Я дед бравый, — рассердился Пильгуй, — хоть и беж жубов, да пока мне чужие без надобношти!
— Так ты что, не жуешь пищу-то? Только кашкой питаешься? — пожалел старика Рахта.
— Что такое — не жую? Я вам вшем докажу и покажу! Вше шьем и шсшую!
— Ну, дед, с камнем ты нас провел, что ни говори, — покачал головой Сухмат, — но как без зубов жевать?
— Вот, не верят штарому Пильгую! — рассердился дед, — но я докажу!
— Давай, доказывай! — подбодрил деда Рахта, явно ожидая очередной шутки.
— Думаешь, шутка?
— Ну, я же вижу, что рот у тебя беззубый, — немного рассердился богатырь, — может, как и отшутишься, не знаю.
— А без шуток? — дед был, однако, еще тот!
— А без шуток не получится, — сказал Рахта спокойно и уверенно.
— Ах не получитша? — рассердился дед, — Гей, внучка, неши-ка шюда шухарь, да потверже, пошуше!
Чего-чего, а запас сухарей в избе — святое дело. Всякое ведь может случиться, а сухарики — не подведут, выручат от голодной смерти, если что…
И вот большой ржаной сухарь торжественно вложен в рот деду Пильгую. Раз-з-з! Челюсти деда сошлись вместе, раздался хруст и прямо в хари наших витязей полетела сухарная крошка. А дед продолжал разжевывать сухарик беззубым ртом. Закончив процесс жевания громким, смачным глотком, дед Пильгуй открыл рот, показав всем плотные, ороговевшие десны, на которых не было видно не единой царапинки — даже после жесткого сухаря.
— А теперь, хозяюшка, вше что ешть в печи — вше на штол мечи! — торжественно провозгласил дед.
— Стало быть, не нужно для тебя жевать? — сказал во время еды Сухмат, — хорошая старость, можно никого ни о чем не просить…
— Вообще-то, — возразил дед, — когда я лежу на печи, мне чаштенько хочетша, чтобы за меня…
— Что, принесли бы чего?
— Нет, — хихикнул Пильгуй, — вот ешли бы кто шходил за меня побрызгать…
— И все-таки этот дед — ну точно как тот, мамашин сосед, — сказал Сухмат, когда наша троица уже отъехала от деревеньки.
— Так что ж, мало ли дедов, — резонно заметил Рахта, погруженный в тяжелые думы.
— Все старики друг на друга похожи, — подал голос Нойдак.
— Похожи-то похожи, да не настолько! — продолжал гнуть свое Сухмат, — этот дед — ну, вылитый сосед, да и зовут так же — Пильгуем, и шамкает так же, и характер — занудный…
— Ну и что? — пожал плечами Рахта, — хотя… Слушай, Сухматьюшка, расскажу тебе одну байку, уж не знаю, правда это али нет…
— Ты расскажи, а мы решим!
— Как-то степняки совсем обнаглели, да забрались так далеко, как и не ждали их, — начал Рахта, — короче, в деревеньке — ни одного мужика, а тут — набег. Думают — все, пропали… Пограбят, пожгут! А тем все мало — собрали баб, да смеются — где, мол, богатыри ваши? Под лавками прячутся?
— Ну и?
— Тут слезает с печи дед-сто-лет, кстати, тоже Пильгуй, как сейчас помню, так и рассказывали — дед Пильгуй! Слезает с печи да ковыляет к супостатам. Те деда увидали — и смеются, заливаются. А он им клюкой грозит — я, мол, вас сейчас!
— А те испугались?
— Вот тут то и случилось самое странное. По разному судят. Одни говорят, что действительно испугались, потому как видок у деда был страхолюдный, ну вылитый леший!
— Да наврядли степняков видом испугаешь! — усомнился Сухмат.
— Да, вот и бабы все потом решили, что дед Пильгуй — был большой ведун в молодости, вот и под старость видно помнил и ЗНАЛ, как ворогов изгнать!
— И что же, действительно степняки ушли?
— Так и говорят — мол, ускакали прочь, едва дед-сто-лет им клюкой погрозил, — сказал Рахта.
— Что-то не верится, — покрутил головой Сухмат, — чтобы ведун в деревне жил, и никто бы не знал?
— Да, говорят, не все чуду поверили, хотя, оно конечно, может — обычай какой у степняков имеется…
— Ну, а кто не поверил чуду?
— Кто не поверил, по другому рассказывали, — голос у Рахты странно переменился, — просто ветерок в тот момент потянул, а от дедка, век на печи пролежавшим, душок был еще тот! Крепкий, видно, был дух, совсем коням степным непривычный. Как почуяли те кони этот запашок, решили, небось, что тут зверь какой-то великий да страшный сейчас их уест, ну и рванули прочь, а степняки, они ведь с конями — как одно тело…
— Решили, что неспроста?
— Может быть… Или обычай у них такой — коням доверять?