Последний маршал
Шрифт:
— Короче, товарищ генерал, чемоданчики настоящие.
— Что значит — настоящие? А какие они должны быть, по твоему мнению?
Вот те раз!
— Вы меня, видимо, не так поняли, — опять попробовал объяснить Аничкин, — чемоданчики, доставленные из «Пульсара», — самые настоящие.
В трубке раздавалось только недовольное сопение генерала.
— Понимаете?
— Ты вот что, Аничкин, — наконец произнес Петров, — на ночь глядя мне голову не морочь. Завтра на работе поговорим.
— А если завтра будет
«Впрочем, почему поздно? Ядерные чемоданчики надежно заперты в сейфе, который никто, кроме меня и генерала Петрова, открыть не может. Кроме того, сейф находится в самом охраняемом здании Москвы. Что с ними может приключиться?»
И все-таки Аничкин провел беспокойную ночь. Ну посудите сами, как бы вы спали, зная, что у вас на работе в сейфе лежат две атомные бомбы?
Только под утро ему удалось вздремнуть часика два. В семь часов Володя был уже на ногах. А в половине восьмого уже гнал по направлению к Лубянке.
Поднявшись в свой кабинет, Аничкин первым делом бросился к сейфу. Ключ, комбинация цифр, большой палец в маленьком окошке.
Опасения Володи были не напрасны — сейф оказался пуст.
Последние сомнения у Аничкина отпали. Несомненно, чемоданчики забрал Петров — больше никто просто физически не смог бы открыть сейф, так как датчик, фиксирующий расположение и рисунок капиллярных линий, был настроен только на двух человек.
Но зачем это ему понадобилось?
Володя набрал номер кабинета Петрова. В ответ из селектора донеслись только длинные гудки.
Единственной причиной, почему Петров забрал «Самумы» из сейфа, мог быть вчерашний телефонный разговор с Аничкиным. Следовательно, в его планы не входило, чтобы Володя узнал о том, что чемоданчики являются настоящими миниатюрными атомными бомбами.
Аничкин должен был передать чеченцам ядерное оружие, при этом даже и не догадываясь, что оружие — настоящее. Значит, Стратегическое управление действительно является бандой заговорщиков. Что-то вроде ГКЧП. Володя вновь вспомнил фразу, услышанную им из-за двери кабинета Петрова: «Времени осталось мало…» Что они имели в виду? На этот вопрос ответить было, пожалуй, легче всего. Через две недели должны были состояться выборы в Думу, и каким-то политическим силам, несомненно, выгодно обострить ситуацию в Чечне.
«А между тем, — подумал Аничкин, — «Самумы», возможно, уже в руках Мажидова. И об этом, пожалуй, знаю только я один».
Нужно было что-то срочно предпринимать. «Самумы» не должны покинуть пределов Москвы.
Глава 11
СНОВА УБИЙСТВО
Сюрпризы дня не закончились на встрече в парке Горького. Я понимаю, что убийство трудно назвать сюрпризом, но что поделать, в формулировках сегодня я явно не силен.
Первое, что я услышал, когда вошел в свой кабинет, был чуть ли не гневный голос Лили Федотовой:
— Где вы пропадаете?!
Хороша у меня помощница. Грубит как бандерша, а тут еще и башка раскалывается, будто по ней поленом били.
— Лиля! — вздохнул я. — Меня с этим вопросом жена достает, а тут еще вы. Ну неужели даже на работе никуда нельзя деться от этих дурацких женских вопросов?
Она сочувственно, как мне показалось, приумолкла и некоторое время молчала, как бы боясь потревожить своего не слишком счастливого в семейной жизни шефа.
— Ну, что случилось? — спросил я ее. — Чем вас встревожило мое отсутствие?
— Не меня, — проговорила она после паузы. — Меркулова. Он уже раза четыре звонил. Сказал, чтобы вы пришли к нему, как только явитесь. Тотчас.
— Ага, — сказал я.
А что у него стряслось, интересно? Не удивлюсь, если он уже в курсе моих парковых похождений. Хотя… вряд ли. Почему-то я был уверен: что-то действительно даже не случилось — стряслось.
Неужели генерального сняли? Или еще какие-нибудь интриги в этом роде?
Обо всем этом я думал, пока добирался от своего кабинета до меркуловского.
— Вызывали? — приоткрыв дверь, спросил я у Кости.
Тот поднял голову от бумаг, наваленных на столе, и зарычал почти так же, как Лиля Федотова:
— Где вы пропадаете, Турецкий?!
Я давно заметил, что, когда Костя называет меня на «вы» и по фамилии, это может означать только одно: что он разъярен на весь мир вообще и на меня в частности. В таких случаях я обычно поступаю двояко: или вытягиваюсь во фрунт и терпеливо выслушиваю все его громы и молнии в мой адрес, или сбиваю с него спесь, щелкнув по носу. В зависимости, так сказать, от моего настроения.
Сегодня у меня не было особой охоты выслушивать его нравоучения.
— Да вот, пригласили, — развязно ответил я своему начальнику, — по парку прошвырнуться, развеяться от трудов праведных. А то все кабинет, кабинет, никакого продыху. Вам, Константин Дмитриевич, тоже не мешало бы немного на воздухе побывать. Что-то вы совсем с лица спали.
Он внимательней ко мне пригляделся и вдруг враз успокоился.
— Что у тебя? — спросил он уже другим тоном.
Я покачал головой.
— Это успеется, — ответил я. — Ничего срочного. А вот что у тебя?
Сейчас скажет, что генерального сняли, что его увольняют и что вообще пора сухари сушить.
Но он это не сказал. Он сказал другое.
— Убийство. Ночью убили Маргариту Бероеву.
Я вздрогнул:
— Как ты сказал?
— Ты не ослышался, — кивнул он. — Именно Бероеву, ту, что отдала вам с Грязновым папку.
— Грязнов в курсе?
— Он и сообщил мне об этом.