Последний маршал

Незнанский Фридрих Евсеевич

Как бы там ни было, проникла в спальню Прасковья Модестовна, о чем уже в следующее мгновение пожалела так, как только могла. Но быстро взяла себя в руки. Я же говорю — русская женщина!

Проорав во все горло минуты три-четыре, она наконец заставила, что называется, успокоить самое себя и оглядеться.

Ее хозяйка, Маргарита Семеновна Бероева, лежала у самой двери с перерезанным от уха до уха горлом. Кровь текла в противоположную от двери сторону, именно поэтому Прасковья Модестовна до последнего пребывала

в неведении относительно судьбы своей хозяйки. Но крови было много, и зрелище оказалось омерзительным. Прасковья Модестовна замолчала, и, поскольку уже не могла зажмурить вытаращенные от ужаса глаза, ей пришлось отвернуться от трупа, чтобы не видеть того, что находилось на полу. И увидела телефон. Тут она обернулась на труп последний раз, но только для того, чтобы убедиться, что ничто и ничего ее не заставит прикоснуться к мертвому телу Маргариты Семеновны. Тогда она шумно вздохнула, перекрестилась и обрела спокойствие. Подошла к телефону и вызвала милицию. Та примчалась через двенадцать минут. Возглавлял оперативно-следственную бригаду замначальника МУРа Вячеслав Грязнов.

Вот, собственно, и все.

Впрочем, не совсем.

— Она была убита точно таким же способом, как и ее любовник, — сказал я. — Так?

— Точно, — кивнул Грязнов.

— Что-нибудь пропало?

— Все, что у нее могли унести, уже унесли, — напомнил мне Грязнов. — Забыл?

— Ее пытали? Допрашивали?

Грязнов покачал головой:

— Ты хочешь знать, расспрашивали ли ее по поводу папки, которую она нам дала?

— Именно.

— Вряд ли, — снова покачал он головой. — Я, конечно, не могу утверждать с полной убежденностью. Вскрытие покажет, может, ее как-то очень изощренно пытали. Но, судя по первому, поверхностному осмотру тела, к ней никто не притрагивался. Вообще.

— Понятно, — сказал я. — Пришли, чиркнули ножом по горлу и, не говоря ни слова, удалились, так тебя надо понимать?

— А почему нет? — пожал плечами Грязнов. — Может быть, мстил кто-то за пропавшую папку.

— И никаких следов?

— Абсолютно. Если и были, то прислуга эта, Прасковья Модестовна, очень хорошо постаралась. Вылизала квартиру так, что не только следов — пылинки не обнаружишь.

— Черт!

— Да я и сомневаюсь, что убийца или убийцы оставили хоть какие-то следы. Во всяком случае, в спальне мы тоже ничего не нашли.

— Так-таки и ничего?

— Ты сомневаешься? — удивился Грязнов.

— Всегда что-то, да остается, — почти философски заметил я. — Микрочастицы, к примеру, на одежде, ковре, мало ли где! Нужно просто уметь искать.

Он разозлился:

— Перестань умничать!

— Все! — поднял я руки. — Сдаюсь. Если уж вы ничего не нашли, то мне там вообще делать было бы нечего. Беру свои слова обратно.

Он стал успокаиваться, но дышал пока тяжело. Поэтому я выдержал

приличную паузу, прежде чем спросил:

— Может быть, что-то было все-таки? А?

— Было, — неожиданно ответил мне Слава спокойным голосом.

— Ага! — сказал я.

— Ага, — согласился он.

— И что же это было?

— Записка.

— Записка?!

— Записка, — повторил он так же безразлично.

Пришла моя очередь злиться:

— Ну? И что же ты молчишь?

Он словно не замечал моего состояния.

— Интересная такая записка, — задумчиво приговаривал он, будто меня тут и не было.

Мне пришлось взять себя в руки, совсем как Прасковья Модестовна утром.

— И что в ней такого интересного? — спросил я, стараясь, чтоб мой голос звучал небрежно.

Кажется, это мне удалось, потому что он соблаговолил ответить.

— Там было написано только одно слово: «Сука».

Я чуть не плюнул прямо на сияющий паркет.

— И что в этом такого замечательного?

— Да вот, понимаешь, — все тянул он кота за хвост. — Написано это слово как-то странно.

— Это как? — саркастически спросил я его. — Через букву «о», что ли?

Он посмотрел на меня, и впервые его глаза приняли осмысленное выражение — впервые за последние десять минут.

— Первые две буквы этого слова, — сообщил он, — были написаны как аббревиатура. Заглавными буквами.

— То есть как это? — сказал я и осекся.

Потому что сам уже понял.

— Покажи записку! — потребовал я.

Он ее тут же мне протянул, словно давно приготовил и только ждал, когда я пожелаю на нее взглянуть.

Так и есть. На клочке было написано буквально следующее: «СУ-ка!»

Я поднял глаза на Грязнова и, шумно вздохнув, покачал головой:

— Это уже хулиганство.

3

Мы приехали к Меркулову, но Кости, как обычно, не было. Я пригласил Грязнова в свой кабинет. Лиля испарилась куда-то, но сейчас это было только к лучшему.

Да, это уже вызов — так прозрачно намекать на то, что убийство Бероевой напрямую связано со Стратегическим управлением: две первые буквы этого собачьего слова, выделенные как заглавные, указывают на прямую связь.

— Как ты думаешь, чего они добивались?

Грязнов сразу понял, что я имею в виду.

— Трудно сказать, — признался он. — Я не склонен думать, что это бравада. Они ничего не делают просто так. У них все функционально. То есть все имеет свой смысл.

— Вот я и спрашиваю тебя, — повторил я терпеливо, — чего, по-твоему, они добивались?

— А ты как думаешь?

— Я тебя спросил.

— Ну хорошо, — кивнул он. — Что, если они прощупывали почву?

Опять! И здесь почву прощупывают.