Последний мужчина
Шрифт:
«Какая странная судьба, — думалось ему всё чаще и чаще. — Какие невообразимые зигзаги. Вот уж не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь». Жизнь потекла своим чередом. Так незаметно пролетели двенадцать лет.
Тяжело дыша и обливаясь холодным потом, он резко сел. Слабый свет ночника освещал комнату. Страх заснуть в темноте сделался новой привычкой за эти годы. С таким трудом забытая женщина возвращалась. Словно стояла рядом с его постелью. Уже не раз.
Неожиданно в комнате послышались голоса.
— А вообще-то не нужно «любить прошедшую двенадцать лет назад женщину», — произнёс один из них.
— Такие женщины никогда не умирают, — возразил другой. — Они исчезают до нескорой, но обязательной встречи. Там. И зря вы так о Платонове.
— Кто здесь?! — не видя никого вокруг, в ужасе вскрикнул он. И тут же услышал:
— Я, бывший режиссёр театра Меркулов.
— Я, автор твоей судьбы. Ленты-судьбы. Тружусь, наматывая её на веретено медленно, чтоб ты заметил неведомое отражение. Оно существует.
— Но нить нельзя вывернуть наизнанку, — вставил первый. — А в руках давно уже не лента.
— Я, прошедшая двенадцать лет назад женщина. — Третий голос заставил вздрогнуть. — Ты перестал вычёркивать дни. Забыл моё обещание? Неправильное решение. Тебе самому станет легче, если будешь помнить тот день. Начинай, он близок. Неожиданность хуже… неожиданность хуже… хуже, — гулко отдалось в огромной спальне. Наступила жуткая тишина.
— Папа, что с тобой? — улыбающийся сын, неумело отрезая ножом кусок рыбы, смотрел на него с удивлением.
— И верно, на вас лица нет, — горничная, разливая чай, с сочувствием посмотрела на мужчину.
— А мне в воскресенье исполнится восемнадцать!
В хорошем настроении сын бывал редко. Одноклассников сторонился, друзей так и не завёл, если не считать Вагнера. К удивлению отца, ничего не смыслящего в музыке, подросток мог часами слушать произведения известного композитора. Поэтому его улыбка в то утро помогла отодвинуть из сознания родителя неприятные ощущения ночи.
— Что ж, заказывай подарок! — с усилием изобразив воодушевление, громко произнёс отец.
— Не, неожиданность — лучше.
Отец вздрогнул. Второй раз за сутки.
— Ты считаешь? Я слышал сегодня другое. — Его лицо побледнело.
Сын неуверенно кивнул:
— Ну… да.
— Тогда так тому и быть. И не только в отношении дня рожденья — никому нас не вышибить из седла! — стараясь улыбнуться, ответил он. И тут же в третий раз удар настиг говорившего: «А может, ты вовсе не в седле, милейший?» — Чужой хрипящий бас ворвался в тревожное утро.
Горничная и молодой человек в страхе замерли. Он же титаническим усилием сделал вид, что ничего не услышал. Это спасло положение.
«Нет, «стараясь улыбнуться» — не пойдёт. «Улыбаясь», иначе третий удар
Он закрыл ноутбук и вышел из кабинета. Двадцатое ноября. Суббота сулила приятный вечер. Приехала тёща всего на четыре дня, а значит, бокалом доброго вина его было не испортить.
В воскресенье нотариусы отдыхают, но не этот. Грузный мужчина в зелёной жилетке под светлым пиджаком встал из-за стола навстречу вошедшим, протянув старшему руку.
— А вас, — он обратился к молодому человеку, — как я догадываюсь, можно поздравить с днем рожденья?
Тот, смущённо улыбнувшись, кивнул.
— Всё готово? — спросил отец, присаживаясь в кресло у стола.
— Как просили. Вот, ознакомьтесь, — нотариус протянул ему несколько листов.
Через несколько минут, когда мужчина закончил читать, он, обращаясь уже к сыну, произнёс:
— Это доверенность на право управления всеми активами нашей семьи. Нашей с тобой. Здесь же завещание, на случай… — он запнулся, — мало ли что может произойти. Это мой тебе подарок. С сегодняшнего дня ты полноправный член Совета директоров. С соответствующим окладом.
Лицо сына просветлело.
— Папа! — радостно, всё ещё по-детски закричал он. — Спасибо! Я знал, знал, что ты придумаешь что-нибудь неожиданное! Но я… наверное… не смогу?.. Как ты думаешь?
Нотариус довольно заулыбался. Не каждый день он видел у себя такие счастливые лица.
— Пусть неожиданностей будет как можно больше в вашей жизни, уж я-то знаю, что это не последняя, — сказал он и тут же осекся. На него с нескрываемой ненавистью смотрели глаза отца. Мужчина в жилетке, пожав недоумённо плечами, смутился и начал перебирать бумаги на столе.
В тот же вечер сидевшие в ресторане могли расслышать странный диалог двух людей.
— Забудь слова «не смогу» и «не знаю». Человек не знает только три вещи. Только три.
— Какие, папа? — юноша в строгом костюме выглядел старше своих лет.
— Первое — никто не знает, что такое сон. Второе — никто не знает, что такое человек. И последнее — никто не понимает триединства Бога.
— Может, последнего просто нет?
— Вторым Скрябиным? Место занято, — отец сурово посмотрел на сына. — А ты не промах. Именно так я и подумал однажды в молодости. — И, помолчав несколько секунд, добавил: — Когда познакомился с твоей матерью.
— Жаль, что её нет.
— Жаль, что она есть.
Молодой человек недоумённо заморгал глазами.