Последний настоящий вампир

Бакстер Кейт

– Отверг тебя?
– Боги, он едва сдерживался.
– О чем ты говоришь?

– О той ночи!
– Ее челюсти сжались крепче, и она издала натужный вздох.
– Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе? Я позволила тебе укусить меня, Михаил! Практически вручила себя тебе на блюдечке, как какой-то шикарный ужин! И что ты сделал? Ты отстранился, повел себя так, словно я сделала что-то неправильно. Я доверилась тебе, Михаил. А ты не доверяешь мне.
– Она пусто рассмеялась.
– Черт, ты даже не хочешь меня.

Она повернулась и направилась в сторону фойе. Майкл почувствовал, как она ускользает, будто вода сквозь решето.

– Клэр, не выходи из дома.
– Он зашагал за ней, сжав кулаки. Он не мог объяснить своего

иррационального страха, что не сможет управлять ей. У него не было причин опасаться, что Сортиари — или никто, кроме Ронана, если на то пошло — знали, где она, ведь его собственность была хорошо защищена. Но его нутро сжималось при мысли о том, что она выйдет на улицу ночью.

– Иди к черту, Михаил, - выплюнула она и рывком распахнула дверь.
– Ты не можешь приказывать мне, что делать.

Дверь захлопнулась за ней, это был конец, который Майкл чувствовал своим спинным мозгом. Если она уйдет сейчас, у него не будет шансов найти ее. В его теле не осталось ни капли ее крови. Ронан предупредил его, но он не внял предупреждениям мужчины. Он относился к Клэр, будто она была не более, чем имуществом — особым необычным ужином — и Майкл оттолкнул ее. Он был глупым, упрямым ослом, и если он не откроется, не впустит ее, он потеряет ее и все надежды на восстановление расы. Навсегда.

У него был небольшой опыт с такими эмоциями как терпение, понимание, и даже любовь. Века бездушия и безразличия были хороши в бою, и хотя он заботился об Илии, их отношения имели мало общего с нежностью, больше с первобытной похотью. Боль, которую он чувствовал, потеряв ее, была отражением его уничтоженной расы гораздо больше, чем просто от потери женщины. И за прошедшие века его сердце редко билось, застыв в камне. Михаил Аристов не нуждался в чувствах.

До сих пор.

Осторожно, чтобы не насторожить ее своим присутствием, Майкл открыл переднюю дверь и вышел в теплый ночной воздух. Он поймал ее запах на ветру, слаще, чем любой из цветов, которые украшали его огромный сад. Фонарики на солнечной энергии освещали путь сквозь изгородь и клумбы с большим фонтаном, в центре трех тысяч квадратных футов пространства. Каждый сантиметр был тщательно ухожен и засажен цветущими ночью растениями. Луноцвет¹⁰ и жасмин, Царица ночи¹¹ и лилия Касабланка¹². Майкл никогда не видел розы при свете дня, или ярких оранжевых птиц-из-рая на фоне голубого неба, но ему было все равно. Он видел ночью также хорошо, как никто при полном свете. И цветы благоухали только под покровом тьмы, а не под карающими лучами солнца. Возможно, даже сильнее. Но красота его сада не шла ни в какое сравнение с той женщиной, сидящей на краю фонтана и ласкающей воду пальцами.

– Я чувствую тебя.
– Клэр не повернулась к нему лицом, просто сосредоточилась на бассейне с водой, что колыхалась под ее касаниями. Он медленно подошел к ней, будто боясь, что она обратиться в бегство при малейшем движении. – Это, как будто ты под моей кожей. Встроен в часть моего мозга, о существовании которой я никогда не знала. Ты - мое шестое чувство, Михаил.
– Она печально усмехнулась.
– Что бы это не значило. Я знаю, что не имею никакого права быть настолько безумной. Это не значит, что я открытая книга. Я не говорю о моей жизни, потому что мне стыдно. Я вор - карманник. Лгунья. Моя мама была наркоманкой и воровкой, я даже не знаю, кто мой отец. Я с трудом закончила школу, и мне нечего показать в моей жизни. А ты, Михаил? Чего ты должен стыдиться, чем не делишься со мной? Ты разочарован расстоянием между нами, но это ты его создаешь. Почему ты заставляешь меня остаться, если тебя не интересует ничего, кроме моей крови? Мы могли бы исправить эту проблему полиэтиленовыми пакетами и трубочками. Что я для тебя? Ты знаешь, помимо обеда на колесах.

* * *

Не

имеет значения, что он думал или чувствовал к ней. Он был чуть больше, чем чужим. Самозваной нянькой. Тюремщиком. И все же, не подпуская ее, отказываясь говорить о себе, он задел ее за живое. Как ты смогла так откровенно говорить о своей жизни, Клэр? Вся эта ситуация была просто психозом. Вампиры? Дампиры? Тайные общества и сверхъестественные убийцы? Боже. Может быть, она умерла на тротуаре неделю назад, и все это какое-то странное чистилище. Ее наказание за вранье и воровство. Безумие, епитимья, которую ей придется заплатить, прежде чем будет разрешено оказаться в раю. Потому что там не было ни одной чертовой вещи, которую можно было отнести к нормальному.

Волна ощущений касалась ее кожи с каждым шагом Михаила. Острое осознание его присутствия нервировало ее. Возбуждало. Пробуждало что-то глубоко внутри, что пребывало в спящем состоянии до сих пор.

– Что ты для меня?
– Его голос бы бархатно нежным, темным и теплым, как ночное небо.
– Клэр. Ты для меня все.

Слезы навернулись на глазах, и она силой воли заставила их уйти. Она никогда и никому не была нужна. Никто не заботился о ней, никогда не беспокоился, жива она или мертва. Она едва знала Михаила, но его слова значили для нее больше, чем он мог знать. Честность в них вибрировала сквозь каждую частичку ее тела. Как можно чувствовать такую сильную связь с кем-то, с кем она знакома всего неделю?

Прохладная вода скользила сквозь пальцы. Для нее было плохо остаться здесь и жить, как принцесса в замке. Рано или поздно фантазии должны заканчиваться. Она хотела вернуться к своей дрянной захудалой квартирке без еды в холодильнике и, вытащив счета на оплату, решить, следует ли оплатить в этом месяце счет за электричество или за воду. Никаких слуг, никаких фантазий о спортивных автомобилях. Никаких ну уж очень красивых мужчин, следящих за ней. Потому что, как и все хорошее, в конечном итоге это должно закончиться.

Он присел позади нее на край фонтана, так близко, что у нее покалывало кожу, как от физического контакта. Так далеко от города, что был слышен только стрекот сверчков, когда Михаил сделал глубокий вдох и выдох.

– Ты пахнешь летним лесом, - сказал он на вдохе.
– Цветами в самом соку. Твоя кровь - самый головокружительный аромат из всех. Он бьет в голову, как выдержанный коньяк. Я могу опьянеть от одного глотка.

Красивые слова. И так же, как коньяк, произнесенные им слова согрели ее тело до предела. Но это не то, что она хотела услышать. Не на самом деле.

– Скажи мне что-нибудь реальное, Михаил. Что-нибудь о тебе.
– Она не смела взглянуть на него, не доверяя себе, ведь он был достаточно близко, чтобы коснуться ее.
– Дай мне что-нибудь, любую причину доверять тебе.

Он смахнул ее волосы с плеча, и она вздрогнула, когда мужские пальцы коснулись ее плеча и шеи. Его дыхание было теплым, кожа губ порхала возле ее уха.

– Я родился в Киеве в 1622 году. Мой отец был воином и царем; моя мать происходила из ирландского ковена и была принцессой по рождению. Я был воспитан, чтобы бороться рядом со своим отцом. Чтобы уничтожать убийц, которые пытались стереть нас с лица земли. Я воевал, кормился, трахался многие века существования. Я взял женщину в качестве супруги, и жил в относительном удовольствии. Я не утруждал себя связями с друзьями или парой. Я мало заботился о возвращении моей души. Моим единственным беспокойством было истребление моих врагов. В свою очередь, они уничтожали все, что я знал. И теперь я - последний из древних, и совокупность коллективных воспоминаний моей расы живет внутри меня.