Последний параграф

Танк

медленно двигался по улице Раджпат, мимо руин, оставшихся от Мемориальной Арки, по направлению к Воротам Индии. Самоё ворота ещё стояли, хотя перед самым падением Нью-Дели, в них всё-таки угодило несколько снарядов. Над воротами реял Юнион-Джек [1]

Британские войска выстроились вдоль Раджпат, молча наблюдая, как танк едет мимо. Их выцветшая, окровавленная, грязная форма была изодрана, на многих были бинты. Их взгляды, как это часто бывает с побежденными, не выражали ничего кроме усталости и безразличия, хотя надо отдать должное — английская колониальная Армия Индии отчаянно сражалась до последней капли крови и до последнего патрона.

Танк приближался к Воротам Индии. Военный оркестр, специально собранный и принаряженный для этой цели, начал играть мелодию, как только танк проехал мимо него. Пронзительный тонкий звук волынок растворялся во влажном жарком воздухе.

В тени Ворот стоял человек, ожидая, когда подъедет танк.

Фельдмаршал Вальтер Модель нагнулся к бронекуполу своего «Панцера IV»:

— В подобных церемониях с британцами мало кто сравнится, — сказал он своему адъютанту.

Майор Дитер Лаш недобро рассмеялся:

— У них была богатая практика, mein herr, — ответил он, стараясь перекричать грохот мотора.

— Что это за мелодия? — спросил фельдмаршал. — У нее есть какой-нибудь смысл?

— Она называется «Мир перевернулся», — ответил Лаш. Он был знаком с деталями, потому что вместе со своим британским коллегой принимал участие в разработке церемонии капитуляции. — Музыканты из армии лорда Корнуолла играли ее, когда тот сдался американцами при Йорктауне.

— А, американцы, — Модель на мгновение задумался о своём, монокль в его правом глазу чуть было не выскочил. Монокль — это было единственное клише образа высокопоставленного немецкого офицера, которое Модель мог себе позволить. Он не был худощавым пруссаком с ястребиным лицом. Но в его округленных чертах лица и крепко сбитом приземистом теле было куда больше волевого упрямства и энергии чем во всех этих худых костистых аристократах. — Американцы, — повторил он. — Что ж, это будет нашим следующим шагом, верно? Но на сегодня хватит, всему свое время.

Танк остановился. Механик заглушил мотор, наступившая тишина была ошеломляющей. Модель проворно спрыгнул с танка. Он прыгал с танков уже почти восемь лет, начиная с тех времён, когда был штаб-офицером IV корпуса в Польской кампании. Человек, стоявший в тени ворот, выступил вперед и четко отдал честь. Вспышки немецких фотографов, запечатлевающих этот момент для истории, высветили его длинное усталое лицо. Англичанин не обратил ни малейшего внимания ни на камеры, ни на журналистов.

— Фельдмаршал Модель? — сказал он вежливо. Таким же тоном он мог обсуждать погоду.

Модель внутренне отдал должное хладнокровию британца. — Фельдмаршал Окинлек? — ответил он, также отсалютовав, давая тем самым Окинлеку ещё несколько секунд побыть на равных. Спустя несколько мгновений, он приступил к делу: — Фельдмаршал, я полагаю, вы уже подписали акт о капитуляции английской колониальной Армии Индии перед войсками Рейха?

— Так точно, — ответил Окинлек. Он расстегнул левый нагрудный карман своего кителя и вытащил оттуда сложенный лист бумаги: — Прошу вашего разрешения сделать короткое заявление относительно текущего момента.

— Конечно, господин фельдмаршал. Вы можете сказать всё, что пожелаете и как вам угодно долго. — В миг победы, Модель мог себе позволить побыть великодушным. Он даже разрешил маршалу Жукову выступить с речью при капитуляции советских войск в Куйбышеве, после чего маршала незамедлительно расстреляли.

— Благодарю вас, — Окинлек чопорно кивнул. — В таком случае, я заявляю, что условия капитуляции, которые я вынужден был подписать, являются безжалостными и жестокими по отношению к храбрым солдатам, сражавшимся под моим началом.

— Сэр, это ваше право, — но круглое лицо Моделя более не выражало приветливость, а в голосе появились стальные нотки. — Я, однако, должен вам напомнить, что моё обращение с вами, совершаемое согласно правилам ведения войны, является исключительно актом милосердия с моей стороны, за что мне может воспоследовать выговор из Берлина. Когда Британия сдалась в 1941, всем вооруженным силам империи был отдан приказ сложить оружие. Я полагаю, что вы не рассчитывали, что мы сюда дойдем, но я имею полное право считать вас не более чем вооруженными бандитами.

Щеки Окинлека медленно залила краска:

— Для бандитов мы вас неплохо потрепали.

— Именно так. — Модель был вежлив. Он не упомянул, что предпочел бы в десять раз более нормальных сражений, чем изматывающую возню с партизанами, до сих пор воевавших против немцев и их союзников на территории оккупированной России. — Вы хотите добавить что-нибудь ещё?

— Нет, сэр, более ничего. — Окинлек передал немцу подписанную бумагу и вручил личное оружие. Модель убрал его в кобуру, приготовленную заранее для этого случая. Пистолет не совсем подходил — кобура предназначалась для Вальтера Р38, а не для уродливого смертоносного Уэбли-Скотта. Хотя это, в общем, и не имело значения — церемония подошла к концу.

Окинлек и Модель в последний раз отсалютовали друг другу. Затем британский фельдмаршал отступил назад. Подошедший немецкий лейтенант повел его прочь, фельдмаршал стал теперь обычным военнопленным.

Майор Лаш помахал левой рукой. Юнион-Джек медленно сполз вниз по флагштоку над Воротами Индии. Его место заняла свастика.

Лаш осторожно постучал в дверь, затем заглянул в кабинет фельдмаршала:

— Господин фельдмаршал, пришёл этот индийский политик, с которым у вас встреча.