Последний пассажир
Шрифт:
– Здесь кто-нибудь есть? – спрашиваю дрожащим голосом.
Кажется неправильным кричать «На помощь!» Звучит как-то жалко. Даже фальшиво. Мне ничего не угрожает. Это самый роскошный в мире океанский лайнер среднего размера. Мне не грозит физическая опасность.
Прохожу через массажные кабинеты спа-центра. Ни души. Только свернутые полотенца, массажные столы, незажженные ароматические свечи и дорогие на вид масла.
В комнате для курения тихо. В прекрасно укомплектованном баре нет ни единого человека, который мог бы приготовить мне напиток.
Мне нужно выпить.
Снаружи находится «Даймонд». Я беру кофе из кофемашины и съедаю два имбирных печенья
Но такой сотрудник не появляется.
С пульсацией в висках я поднимаюсь на два лестничных пролета по этому лабиринту корабля, стремясь на мостик, к хорошо обученным женщинам и мужчинам, которые стоят за штурвалом. Мне не хочется их беспокоить без лишней надобности. Они, вероятно, почувствуют себя виноватыми из-за того, что я осталась здесь единственным пассажиром. Они развернут корабль или пришлют тендер [8] ?
8
Тендер – вид плоскодонного моторного судна катерного типа. Также тендером называют малое парусное судно. – Прим. ред.
И тут я вспоминаю про корабельный театр. Пространство огромное, способное вместить почти всех пассажиров на мюзикл «Парни и куколки» или «Кармен» Бизе. Я сбегаю по лестнице, улыбаясь, готовая воссоединиться с Питом. Он обнимет меня, а потом мы посмеемся над этим.
Скорее всего, будет дразнить меня до конца путешествия.
Пусть дразнит.
Двери в театр закрыты. На ковре изображены звезды и планеты, а на экранах расположенных на стенах телевизоров отображается наше текущее местоположение. Сейчас мы находимся к западу от Ирландии, в самом настоящем океане. На карте не видно суши. Мы окружены сотнями миль глубокой негостеприимной морской воды, и нас уносит все дальше и дальше от дома.
Я подхожу к дверям театра и распахиваю их.
Зрительный зал пуст, а сцена погружена во тьму.
– Эй! – кричу я. – Кто-нибудь меня слышит?!
Жду ответа, ощущая, как пульс отдается в ушах. Я чувствую, как бьется мое сердце, и почти слышу его, словно прижимаю морскую раковину к виску.
Никто не отвечает.
Обратный путь до каюты занимает двенадцать минут, по спине струится пот.
Пита нигде нет.
Его часы лежат на прикроватном столике – единственный признак того, что он когда-либо был здесь. Я беру их и надеваю на запястье. Они выглядят большими и неуклюжими. Нюхаю кожаный ремешок и прижимаю его к верхней губе.
С нашего балкона я вижу, что вода неспокойная, а ветер усиливается. Пит мог упасть за борт? Нет, что угодно, только не это. Это не объясняет, почему все остальные пропали без вести.
Чем это можно объяснить?
Я поступаю так, как обычно делала мама, когда жизнь становилась для нее невыносимой. Если отец тратил деньги, отложенные на рождественские угощения, или продавал наш телевизор, она кричала в подушку, а потом плескала в лицо холодной водой. Я не кричу, лишь умываюсь и смачиваю волосы. Нужно собраться с мыслями. Нужно отправить сообщение в полицию, в береговую охрану, Джемме.
Телефон выключен. Полная перезагрузка. Телефон снова включен.
Сигнала нет.
Сообщения не удалось отправить. Письма по-прежнему в папке «Исходящие».
Бегом возвращаюсь на нос корабля. Сбегаю по незнакомым лестничным пролетам и сворачиваю в коридоры кают «золотого» класса, двери которых расположены ближе друг к другу, а ковровое покрытие не такое экстравагантное. Затем обнаруживаю боковой выход, где ковровое покрытие заканчивается и начинается прорезиненный пол. Я переступаю порог и стучу в служебные двери. Они распахиваются. Не заперто. Крошечные тесные каюты с двухъярусными кроватями и без окон, даже без иллюминаторов. Фотографии родственников, приклеенные скотчем к стенам. Косметика и дезодоранты. Я вторглась без спроса. Интересно, я сейчас нахожусь ниже уровня воды? Одна мысль об этом заставляет меня содрогнуться.
– Эй? – зову я, выходя в коридор.
Эхо звучит громче. Здесь не так много мягкой мебели, чтобы заглушить мой взволнованный голос.
Я взбегаю на самую высокую точку этой части корабля.
Мостик.
«Вход только для экипажа. Пассажиры не допускаются».
Толкаю дверь.
Она не заперта.
Переступаю порог и выхожу на главную часть мостика.
– Эй? – зову я извиняющимся тоном. – Я знаю, что не…
Но быстро замолкаю, потому что на мостике никого нет. Передо мной пустые кресла, экраны и бескрайний океан.
Кораблем никто не управляет.
Глава 4
Здесь должен быть кто-то из сотрудников. Опытный инженер или старший помощник капитана. Команда, состоящая из высококвалифицированных специалистов, ответственных за это гигантское судно. Я помню, как читала, что строительство «Атлантики» обошлось более чем в шестьсот миллионов долларов.
– Эй? – повторяю я, но голос рикошетом отражается от приборов и экранов радаров. Отсюда мне видна вся передняя часть палубы. Прекрасный вид из окон. Глубокие воды от континентального шельфа до абиссальной равнины [9] . Море, которое с таким же успехом может оказаться бездонным.
9
Абиссальная равнина – глубоководная равнина, которая расположена в океанических котловинах или впадинах краевых морей.
У меня никогда не было проблем с плаванием на поверхности. Иногда мне это даже нравится. Но я терпеть не могу находиться под водой. Если погружаюсь с головой, то тут же впадаю в панику.
По обе стороны от главного пульта управления стоят два пустых кожаных кресла, и их вид меня нервирует.
– Где… все?
Ответа нет.
Пытаюсь разобраться в приборах: индикаторах, лампочках и джойстиках. Единственное, что я понимаю, – впереди на экране радара ничего нет. Позади – тоже.
Мы одни.
Я одна.
Здесь есть карта с GPS, показывающая наше текущее местоположение и маршрут, по которому мы вышли из Саутгемптона. На запад, между материком и островом Уайт, а затем через Ла-Манш мимо оконечности Корнуолла и далее. Без задержек. Никаких остановок для высадки почти тысячи пассажиров и шестисот членов экипажа. Никакого замедления хода для того, чтобы бросить якорь рядом с другим пассажирским судном и эвакуировать людей на борту «Атлантики» в случае чрезвычайной ситуации: пробоины в переборке или утечки вредных химикатов. Судя по экранам, остановок не было. В среднем мы развивали скорость двадцать семь узлов, а сейчас идем со скоростью двадцать девять.