Последний поцелуй

Клэр Джессика

– Вася, я чувствую, ты отдаляешься от меня. Слышала, у тебя был компаньон в тех заведениях, которые, думала, ты не захочешь посещать. Возможно, годы служения моей семье изменили тебя?

– Я такой же, как и всегда, – отвечаю я, максимально концентрируясь, чтобы подавить дрожь и страх.

Не хочу, чтобы этой женщине стало известно о Наоми.

– У тебя есть секреты от меня, и мне это не нравится, – она садится в кресло, скрещивая ноги в туфлях с красными подошвами. – Стоит ли напоминать тебе, что мы вместе договорились о твоём повышении от солдата к генералу?

Боюсь, ты забыл всё, что я для тебя сделала, – её слова сочатся разочарованием. – В конце концов, скольких глупых маленьких мальчишек отправляли на обучение в Кембридж?

– Твой брат устроит моё повышение после смерти Александра.

– Но это я сказала ему так сделать, и ты это знаешь! – восклицает она, упираясь стопами в пол. – Посмотри на всё, что я сделала для тебя! Ты единственный из мальчишек «Петровичей», кто учился в Кембридже. Договорилась об этом и о твоей сестре. Я сделала всё это, Вася, чтобы мы могли вместе управлять этой семьёй, – её тон голоса становится острым и холодным, как кончик сосульки. – Но ты убежал в Италию на охоту за сокровищами. Ты должен был прийти ко мне, когда тебе дали это задание. Тебе не нужна мифическая картина, чтобы защищать Братву, как свою собственную семью. Ты нужен мне и не только мне. Тот факт, что ты отправился на эту охоту без предупреждения или совета, заставил меня беспокоиться, что ты сбился с пути.

Итак, в совете только несколько предателей. Наверняка, Томас Климент. Он открыл то заседание, выдвинул меня и Елену, явно опасаясь потери её статуса.

Я служу Братве, а не одному человеку. Это был приказ совета.

– Ты должен был просто убить их, как убил моего брата.

Мы смотрим друг на друга, потому что она впервые высказывает подозрение, которое другие держат в себе.

– Я не убивал твоего брата. Это сделал Николай Андрушко, и мы избавились от него.

– У меня проблемы с доверием, – вздыхает она.

Она гладит одной своей рукой другую, словно телёнок трётся о мамку. Елена – красивая женщина. Без сомнения, любой мужчина отметил бы это, но у меня внутри нет ничего, кроме ненависти.

– Мне нужно, чтобы ты снова доказал свою верность. Как тогда, когда я попросила тебя убить свою сестру.

Да, она должна умереть. Я убью её, заберу Наоми и исчезну. В этом мире есть другие тихие и отдалённые места.

Слышу шелест и вижу шёлк её плаща в пол... меня отбрасывает в воспоминания моих первых дней здесь. Когда мой член реагировал на женские прикосновения без понимания. Когда моё тело реагировало на отвратительные раздражители, а я научился ненавидеть себя.

У меня сжимается желудок, а яйца съёживаются. Чувствую себя таким же грязным, как Наоми, покрытая кровью и семенем осла. Всё это было так давно, когда мне приказывали служить ей. Я с трудом верю, что она хочет меня. Я слишком стар, покрыт шрамами и волосами. Тогда мне было четырнадцать лет. Тогда она решила, что Александр возьмёт меня на обучение. Её разочаровывали мои толстые пальцы и волосатые яйца. Это был один из лучших дней в моей жизни.

– Чего ты хочешь от меня?

Она разливается

смехом.

 – Я дам тебе выбор, Вася, потому что забочусь о тебе.

Она хлопает в ладоши, и я вижу, как слуга вводит в комнату молодого голого мальчика. Ему лет десять, может быть, одиннадцать. Трудно сказать. Но до пубертатного возраста. Волос нигде нет, кроме головы.

У меня пересыхает во рту, а язык кажется огромным. Он смотрит на меня светящимися глазами. В них страх, отвращение и замешательство. У него член твёрдый и красный. Слуга тоже молод, едва старше пленника, и ни на кого не смотрит, а прижимает руку к боку.

– Отойди, дорогой, ты загораживаешь проход, – Елена велит мальчикам пройти дальше в комнату.

Входят ещё два человека, и в этот раз я не могу сдержать свою злость. Илоф Явлинский ведёт испуганную Наоми. Этот головорез известен на улицах своим насилием над женщинами. Я планировал уничтожить его и других, когда захвачу контроль над Братвой.

При виде Наоми в его руках на меня наваливается страх, быстро сменившийся яростью. Я готов на жертвы, но что взять со святой Наоми, которая виновата только в том, что любит меня? Нет, такая несправедливость не произойдёт. Мне хочется броситься вперёд, разодрать горло Илофа и сожрать его, как настоящий волк.

Я буду мучить его, засуну его в подвале на даче в лесу и буду навещать ежемесячно, чтобы нанести новые увечья. Он будет умолять о смерти, но я не дам.

Наоми держится одной рукой за бейсболку, и у неё двигаются губы. Она ищет внутреннюю силу, а я молюсь, чтобы она нашла её.

Что бы ни хотела Елена, я сделаю. Сделаю, а потом буду отмывать себя три дня, и молить о прощении. Но затем вернусь и заберу картину, чтобы отдать Достонееву, а Елена Петрович станет лишь нелепым воспоминанием.

– Ну, вот, мы всё здесь. Чудесно, – Елена снова хлопает. – Вася, вот, твой тест на верность. У тебя три варианта. Мой новый посвящённый, Григорий, может удовлетворить меня. Ему десять лет, и у него было лишь несколько уроков. Может, ты мог бы дать ему пару советов, как прикасаться ко мне? Ведь у меня никогда не было такого хорошего ученика, как ты.

При этих словах Наоми вздрагивает. Она больше никогда не позволит мне коснуться себя.

– Или ты можешь наблюдать, как Илоф насилует твою женщину. Это будет не так физически приятно для меня, но возможно, станет развлечением. Не знаю. Нам придётся проверить это.

– А третий вариант? – спрашиваю я.

Всё, что она предлагает, не подходит мне, раз другие страдают.

Елена щёлкает языком.

– Как всегда защитник? Мне всегда было странно, что у тебя и Николая так сильны защитные инстинкты. Ведь вас учили только убивать. Почему тебя волнует эта шлюха и этот мудак? Они одноразовые. Одна женщина? Один мальчик? Их можно заменить. Но ты, Вася, ты мне нужен. Я обучила тебя, воспитала и поставила, как свою правую руку, чтобы руководить Братвой. Ты – консильери²⁷, если говорить испанскими терминами, учитывая твой маленький отпуск, – хихикает она.