Последний поцелуй
Шрифт:
Цепь в моих руках краснеет от моей крови, потому что звенья врезаются в мою кожу.
– Василий, на тебе его кровь, – замечает Наоми из гостиной.
Она приподнимается в своей лежачей позиции, но выглядит слишком слабой, чтобы стоять.
– Да, мне нужно будет принять душ после этого, – я сильнее напрягаюсь. – Вставай, возьми пистолет.
Она медленно поднимается.
– Который сейчас час?
Я качаю головой.
– Пистолет, Наоми.
– Мне нужно узнать время.
Она взволнована, но у меня нет часов, чтобы ответить ей. По крайней мере, она отвечает мне, значит, с ней
– Ты тупая шлюха, – выдыхает Илоф.
В нём ещё много воздуха, как в мешке. Я поднимаю колено и бью его в спину.
– Не знаю, сколько времени, Наоми. Пожалуйста, дорогая, пистолет.
– Мне нужно знать время, – повторяет она.
Она не может себя контролировать.
– Мы вышли через два часа, – говорит мальчик с порога.
– О, это нехорошо, – отвечает она, и наконец, выходит из гостиной и подходит к пистолету.
Я маневрирую с Илофом вокруг неё, но когда, наконец, его тело сгибается, я отпускаю его.
– Но мы уходим. Это хорошо, – говорит мальчик.
Наоми вручает мне пистолет. Я стреляю из него в Илофа. Никто из нас даже не вздрагивает.
Я сгребаю её в объятия и прячу лицо в её волосы, чувствуя слабость в коленях от радости, что она жива.
– Ты ранена?
Я отстраняю её от себя и быстро осматриваю. Кажется, она не пострадала, но многие травмы не видны снаружи.
– Нет. Ты пришёл вовремя, но Дениэл приедет только через десять часов, – она трёт голову, как обычно делает это с кепкой. – Ты пришёл вовремя.
Я ничего больше не слышу, целуя её в макушку и в лоб. Мне требуется ещё одна минута, чтобы успокоиться и осознать, что она жива и здорова. Я целую её в губы, проникая в рот языком.
Она мгновенно отвечает и набрасывается на меня, разрушая изнутри.
Мы отрываемся друг от друга, задохнувшись от нашей страсти.
– Дениэл?
Наконец, её слова доходят до меня, но прежде чем она успевает объяснить, чувствую запах дыма.
Я проверяю магазин. Осталось шесть пуль. Дурак Илоф потратил на нас семь выстрелов. В коридоре я вижу дым, идущий из кабинета.
– Найди служебный лифт, – говорю я мальчику, и он убегает.
Дым пробирается в зал, но сквозь дверной проём замечаю, как на полу горит Караваджио.
– Нет, – кричу я, и бегу вперёд.
Прохожу сквозь пламя, но дыма слишком много, а картина старая и хрупкая. Рядом со мной раздаётся смех сумасшедшей женщины.
Повернувшись, я хватаю Елену и трясу за плечи, пока у неё зубы не ударяются друг об друга, но она продолжает смеяться.
– Что ты сделала? – требую я ответа.
Ужас охлаждает мою кровь, превращая меня в камень. Слышу ледяные слова Достонеева, провозглашающие, что богат, ленив и хочет картину. Эта глупая чёртова картина. Жизнь моей сестры зависит от того, отдам ли я ему картину. Я бы хотел убить Елену сто раз подряд.
Она снова хихикает.
– Ты так сильно хочешь картину, что пожертвуешь своей мужественностью? Что свяжешь себя с другой женщиной? Нет, – усмехается она. – Тебе достанется только пепел.
Я закрываю рукой её рот. Сделка, которую я заключил с Достонеевым ради безопасности моей сестры, горит прямо передо мной. А я наблюдаю, как пламя пожирает её жизнь, оставляя только дым и пепел.
Глава 34
Наоми
Я
Предмет, который мы так долго искали, святой Грааль Василия, причина наших безумных скитаний по Европе – сейчас просто обугленная рамка со скрученными кусками холста. Всё кончено.
Ошеломлённая и сонная, я наблюдаю, как Василий поднимает картину за угол, обжигается и трясёт пальцем. Он навредит себе.
Нам нужен огнетушитель. Практичность берёт верх, и игнорируя сумасшедшую хихикающую Елену, иду на поиски огнетушителя, пока мой волк не уничтожил отпечатки своих пальцев. Выхожу из комнаты, переступаю через тело Илофа и мчусь по коридору. Во второй комнате я обнаруживаю знакомый красный баллон рядом с корзиной яиц Фаберже и срываю его со стены. Возвращаюсь в комнату и отрываю шланг от огнетушителя. Теперь горит одна из штор. Василий на полу пытается соединить края обгоревшей картины, а Елена просто улыбается ему, будто выиграла в лотерею.
Почему все бредят этой картиной, когда мир вокруг горит?
Я тушу горящую драпировку и другие участки огня. Теперь в комнате только дым и мы трое.
– Ты опоздала, – говорит Елена насмешливым голосом. – Караваджио превращён в пепел, как надежды бедного Васи на Братву.
Она снова начинает смеяться.
Она злит меня, поэтому я поворачиваюсь и направляю на неё шланг, запуская струю ей в лицо.
– Заткнись.
Елена кашляет и плюётся, а я подхожу к Василию с огнетушителем под мышкой. Смотрю на части, которые он пытается сложить, но ничего в них не указывает на то, что когда-то это был знаменитый триптих, созданный рукой настоящего мастера. Не разобрать ни волка, ни Мадонну. Теперь это похоже на мазню, которую оплакивает мой волк.
– Что теперь, Василий? – спрашиваю я.
Он игнорирует меня, и весь язык его тела сигнализирует о том, что этот человек побеждён. Я начинаю думать, что, возможно, эта картина символизировала больше, чем он может признать. Либо это, либо присутствие ужасной Елены сломало его желание лидерства. К сожалению, это не Василий, к которому я привыкла. Этот человек собирает сажу. Если так необходима неприятная картина, возможно, стоит купить другую. Может быть, даже с ослиным ублюдком.
Ослы в моём сознании в последнее время занимают много места.
Я созерцаю эту картину, когда кто-то набрасывается на меня сзади, сбивая на пол. Падаю на огнетушитель, и он врезается мне в рёбра, заставляя задохнуться от боли в лёгких. Я задыхаюсь на ковре, когда она поднимается надо мной, как злобная паукообразная обезьяна.
– Шлюха, – кричит она. – Тварь!
Должно быть, ей не понравилось, что я закрыла ей рот огнетушителем. Думаю, как это было тупо, пока пытаюсь отдышаться.
Она врезается ногтями в мою голову и тянет полосы назад, и я кричу от боли.