Последний поклон президента
Шрифт:
– Ааа.... Так это не ко мне, это надо у власти спрашивать.
– Да, конечно, конечно.
– Так, а зачем к нам приехали, то есть ко мне?
– К вам?
– Ну да! Ко мне?!
– Астахов хитро сощурил глаза.
Складки морщинок, словно мелкая паутина, покрыли щеки.
– А к вам... да просто - вот приехал узнать, может, у вас какие-нибудь трудности, может, помочь, чем надо?
– А что мне помогать-то? У меня все нормально. Живу вот, слава Богу, не бедствую. С бабкой в мире живем, денег вроде хватает: книги-то мои издают. Фильмы по ним снимают. Недавно вон даже балет поставили
Астахов развел руками. Президент заметил, что ладони у него мозолистые и грубые, словно у хлебороба. Заметив его взгляд, писатель улыбнулся:
– Да, руки у меня крестьянские, хотя я в основном пишу, забыл уже, когда работал в поле или на сенокосе. Но вот деревенский я и предки мои все крестьянами были, они всю жизнь на земле. А меня и зовут крестьянским писателем, хотя, честно говоря, я это прозвище не люблю!
Президент покивал головой в знак согласия и посмотрел на пишущую машинку на столе. Та словно оскалилась зубами клавиш.
– А машинка-то, я смотрю, у вас совсем старенькая.
– Да сразу после войны купил по дешевке. Немецкая, трофейная! Но, я ее люблю! Она счастливая у меня! Я на ней сколько ни печатал - все издавал! Ну, а как на другой начну - ничего не получается! Даже под диктовку люблю на этой работать: рукой-то я пишу тихо - рана старая, сухожилья перебиты, вот на машинке и строчу!
– А может, вам компьютер подарить? На нем-то все легче будет, давить не надо! Клавиатура мягкая, - президент неожиданно обрадовался своему предложению.
Он хотел за что-то зацепиться, чтобы быть полезным этому человеку. Но радость его была недолгой. Астахов, помолчав, качнул головой:
– Н-е-е... не надо, спасибо! Я так лучше, да мне, честно говоря, уже многие предлагали компьютер, а я не хочу. Он бездушный! Он сам словно претендует на авторство, ведь у него, как это говорится, память есть! А что это за машина, которая разум имеет? Подобие человека! Так. Придет время, когда и сам человек ненужным станет, глядишь, фразу сказал, а машина за тебя роман пишет! Что это за творчество?! Так, "фанеризм" один!
– Что? Что?
– президент не понял последнего предложения.
– Я говорю, "фанеризм", это я такое понятие придумал! Ведь сейчас все эти певцы и певички стараются, как там говорится на жаргоне, - под "фанеру" петь! Так я это и придумал - "фанеризм"! Значит - халява в творчестве!
Президент рассмеялся. Ему понравился этот непринужденный тон разговора и экспромт Астахова. Он понимал, что писатель лукавит, и что "фанеризм" выдумал на лету. Но на то он и писатель, чтобы вкладывать образ на лету в каждое слово.
– "Фанеризм", говорите? Забавно, а можно я это слово в своих выступлениях использовать буду? Это вроде как нестандартно, такое народу нравится, "фанеризм" - весьма! Так вы не против?
– А что мне? Говорите, слово "фанера" ведь общеизвестное! Я на авторство не претендую.
– Астахов вновь хитро улыбнулся.
– Спасибо! Ну а сейчас что пишите? Есть какая-нибудь новая задумка?
Астахов почесал седую шевелюру и ответил:
– Да есть тут... одно дельце - пишу вот роман, о раскулачивании. Деревня, тридцатые... начало...
– Что, ностальгия по колхозам?
Астахов
– Какая там ностальгия! Это беда была! Деда моего и дядьку расстреляли без суда и следствия большевики: у них крепкие хозяйства были! А отец мой двенадцать лет отсидел! Бревна на лесоповале таскал. Кстати, тут не далеко, в соседнем районе. Так что, как там Высоцкий пел - повезли из Сибири в Сибирь! Превратили край великий и могучий в общесоюзную каторгу. Сволочи!
Астахов дерзко посмотрел на президента и ждал его реакции. Тот потупил глаза и тихо ответил:
– Да, времена, конечно, суровые были...
– Почему были? А сейчас что, лучше?
Президент даже немного обиделся. Он совсем не ожидал, что писатель так прямо рубанет. Но, тем не менее, вида не показал и примирительным тоном сказал:
– Ну, у нас на Руси, уж так повелось, хороших периодов очень мало было.
– А я вот всю жизнь не могу понять, почему? Страна-то какая... великая, народ умный, а живем в дерьме! Мало того, и править собой дерьму позволяем! Вы не обижайтесь, я не о вас, о системе нашей, а вы не виноваты.
Президент обиженно, словно школьник, которому поставили незаслуженную двойку, ответил:
– А что вам-то система сделала? Вы-то добились всего, чего хотели. Стали известным писателем мирового значения, вас читают во многих странах мира, не говоря уже о нашей! Вы издаетесь, как вы сами говорите, имеете неплохие гонорары. Что вам-то надо? Почему вы так власть не любите?
– А за что мне ее любить? Я ведь пишу не ради денег и гонораров, мне уже почти восемьдесят - жизнь прожита, я хочу, чтобы внуки мои и дети внуков жили в нормальном государстве и обществе! Я не хочу, чтобы они знали, что они только сами за себя , а положиться им не на кого. Чтобы у них была возможность стать личностями! Личностями, а не, как вы там говорите и ваше окружение, избирателями. У нас общество - мертвое, всем на всех наплевать! Людей грабят, а соседи молчат, лишь бы их не тронули! Их детей на бойню посылают, а все молчат, лишь бы их не касалось! А власти это выгодно! Быдлом-то управлять легче! А я не хочу в таком обществе жить и не могу! Народ не должен быть равнодушным! Народ должен быть терпимым и сострадательным!
– Это вы о бойне Чечню имеете в виду? А как же святая обязанность защиты Родины? Вы ведь сам фронтовик, ордена и медали боевые имеете, - спросил президент с укоризной в голосе.
– Вот- вот, сами и говорите - защита Родины! Родины! Мы тогда в сорок втором Родину защищали! А что, Чечня мне - родина? Когда народ этой маленькой и гордой республики не хочет жить в одной с нами стране, зачем их силой удерживать? Они сделали свой выбор, пусть и неправильный! Но насильно, убивая детей и стариков, загонять их в один скотский двор под названием "империя", нельзя! Они сами должны к этому придти! Или когда солдат своей страны убивает своих же граждан и за это получает боевые награды, - это правильно? Даже Деникин отменил на время гражданской войны вручение наград, потому как считал: убивать соотечественников - это преступление! А Чечня - это наш позор, позор, от которого еще будет долго нам не отмыться, и вы, к сожалению, тоже в нем замешаны!