Последний полет «Ангела»
Шрифт:
— Значит, все-таки докопались до расстрела Адабашей? — протянул Демиденко, когда они прошли в дом и расположились за столом. И решительно заявил: — Ничего такого не помню, да и кто я был тогда? Хлопчик на побегушках у фашистов, куда пошлют — туда и побежал.
— Не приуменьшайте свои заслуги перед оккупантами, Демиденко, — строго сказал Озерский. — Они нам хорошо известны. И учтите, разговор у нас сейчас предварительный, потом будет другой, по всем правилам и со всеми вероятными последствиями.
— Э-э… — протянул равнодушно Демиденко. — Я за эти годы столько наговорился с гражданами начальниками,
— Кто такой Ангел? — резко спросил Алексей. Демиденко с его глазами-льдинками вызывал у него неприязнь, но он всячески старался не показывать этого.
— Не знаю никакого Ангела.
По тому, как быстро последовал ответ, и Алексей и Озерский догадались: знает, что-то ему известно.
— Чайку попьете? — спокойно спросил Демиденко. — Я сейчас жене скажу, чтобы накрыла на стол.
— Не надо, — капитан Озерский поднялся, взял в руки кожаную папку. — Жаль, однако.
Он уже повернулся к двери, чтобы уходить, когда Демиденко обеспокоенно спросил:
— Кого жалеете?
— Да нет. Не кого, а чего… Силы жалко тратить на выяснение того, что, в общем-то, ясно. Бывшие полицейские… — капитан раскрыл папку, заглянул в блокнот, назвал фамилии, — видели вас неоднократно с Ангелом на расстрелах, во время облав. Они подтвердят, конечно, свои показания, мы обязательно устроим очные ставки — вас опознают, запираться дальше станет бессмысленно, вы во всем сознаетесь, однако отношение к вашим показаниям будет другое. Да, глупо вы себя ведете, Демиденко. Мы ведь знакомы с протоколом допросов, где вы упоминали и Ангела, и расстрел в Адабашах» Чего пятитесь?
В комнату, громко стуча каблуками, не вошла — влетела жена Демиденко, голосисто крикнула:
— Ирод проклятый, говори уже все до конца! Что, снова в дальние края захотелось? Только начали жить как люди… — Она всплеснула руками, заголосила еще громче: — Нет, вы подумайте, граждане начальники, какого супостата выгораживает! Сам же рассказывал, как тот Ангел мог и ребеночка пристрелить, и девчонку изнасиловать. — Она резко повернулась к мужу, уперлась кулаками в бока. — Я тоже не без греха, растрату совершила, свое наказание до звонка отбыла. Но чтобы на жизнь человеческую руку поднять!
Женщина негодовала искренне, ей надоело, судя по всему, жить в страхе перед разоблачением новых фактов из прошлого мужа.
— С Севера он меня привез, — объяснила уже спокойнее. — То, что у него в прошлом было, я знаю. Клялся мне, что не убивал никого своими руками. Поверила, а теперь засомневалась.
— Молчи! — закричал Демиденко и пошел с кулаками на жену.
— Нет, уж больше ты мне глотку не заткнешь! — повысила голос и она. — Я простая растратчица…
— Ладно вам! — вмешался Озерский. — Выясняйте без нас, кто да что. А вам, Демиденко, советую подумать. Крепко подумать. И если придут в голову разумные мысли, ждем вас завтра в десять утра. Адрес вам известен.
Они вышли из этого дома, где сытость, достаток так и выказывали себя на каждом шагу и где не было главного — спокойной жизни.
— Придет? — спросил Алексей у Озерского.
— Куда денется! — спокойно ответил капитан.
На следующий
Все это и так было известно Алексею. Но Демиденко сообщил и нечто новое. Его арестовали только в конце сорок пятого года, когда, как выразился, у властей дошли руки до таких, как он. Знал ведь, что податься некуда, вот и сидел в своей хате, ждал, когда придут за ним и скажут: «Гражданин Демиденко, собирайтесь…» Так вот, летом 1945-го однажды ночью в окно хаты тихо постучали. Это был Ангел. Он одет был как демобилизованный солдат: сапоги, галифе, гимнастерка со следами споротых погон, шинельная скатка, вещмешок. На гимнастерке — нашивки за ранения, медали: «За боевую доблесть» и «За отвагу». Тогда много солдат возвращались из армии по домам, радость встреч с победителями была такой огромной, что в любой хате они находили приют, каждая семья делилась с ними последним куском хлеба.
— Воевал? — спросил Демиденко у Ангела.
— А я всю войну воюю.
Ел Ангел жадно, самогонки выпил много, но не опьянел, держался очень настороженно, из чего Демиденко сделал вывод, что, скорее всего, он пробирается куда-то по делам, которые держит в тайне.
Перед рассветом Ангел ушел, взял на дорогу продукты и все деньги, которые были у Демиденко. Пришлось отдать, потому что пообещал пристрелить и даже достал кольт.
— Как вы думаете, документы у него были настоящие? — спросил Озерский. Алексей добровольно уступил ему инициативу в разговоре с Демиденко: во-первых, у капитана опыта таких «бесед» побольше, во-вторых, он местный, Демиденко его знает, значит, и откровеннее с ним будет.
— Кажется мне, что и документы, и солдатская форма, и даже награды принадлежали ему.
— Почему так считаете?
— Э-э, у меня глаз наметанный был к тому времени. Сразу отличал, если кто-то чужое за свое выдавал.
— Тогда почему же Ангел был такой настороженный, чего опасался?
— Может быть, боялся, что его опознают. Ведь он в тех местах свирепствовал, — высказал разумное предположение Демиденко.
— Вполне вероятно, — согласился Озерский. — Но тогда неясно другое — зачем потянуло Ангела в те места, где его могли опознать?
Капитан вел разговор таким образом, чтобы Демиденко мог высказать и свои предположения. И бывший полицейский старался, он, решив говорить, ничего не утаивал. Наоборот — был предельно откровенным. И Алексей убедился, что первое впечатление не обмануло его — Демиденко был умным человеком, умеющим делать выводы.
— Мне кажется, — высказал предположение Демиденко. — Что Ангел пришел в наши места за кем-то или за чем-то. К примеру, всем полицейским было известно, что он отнимал у арестованных людей золото и другие ценности. Мог все это сховать в тайнике. А потом пришел за ворованным — война кончилась, хотел не с пустого места жизнь… другую начинать.